* * *

Меня хранит укромный уголок: 
Кровать, лекарства, стены,
потолок…

И двери закрывают уходя,
Чтоб в уголке — ни ветра,
ни дождя…

А ветры продувают уголок
И звезды прожигают потолок.

* * *

Мучительное время года,
Когда цветущею рукой
Неумолимая природа
Порабощает мой покой. 

Когда с рассвета,
каждый день,
Едва проулок сон нарушит,
Глядит в окошко,
Словно в душу,
Глазами ясными сирень,
И обещаньями полна
Небес несбыточная просинь…

Чем беспощаднее весна,
Тем долгожданней будет осень.

* * *

Помню вас,
уроки ваших судеб,
Ваши лица в памяти храня,
Мне так полюбившиеся люди,
Может быть, любившие меня.
Были друг на друга не похожи,
И похожи были чем-то вы…
Вдруг напомнил о былом, хорошем 
Мне кусок 
Оконной синевы.
И тогда подумал,
Как о чуде,
Если б так же,
На исходе дня,
Обо мне вдруг вспомнили бы люди, 
Может быть, забывшие меня.

* * *

Огнем не ослеплю свое окно,
Его раскрою, как большое око,
И долго будет наблюдать оно,
Как слепнут вдалеке
Чужие окна,
Как ветер,
Прикорнувший за углом,
Дыханьем будит звездные деревья…
Но быстротечно время, 
и оно 
Окно закроет,
Как наступит время.
Податливую ручку повернув,
Его закроет медленно и плотно…

И будет сниться 
Моему окну,
Как слепнут вдалеке 
Чужие окна.

* * *

Опять проходят люди мимо дома.
Опять спешат (откуда и куда?) 
Знакомых лиц,
А чаще незнакомых,
За окнами проходит череда.

И сумерки густеют за стеклом,
И звезды там не по-ночному редки,
И ветер там –
огромный, будто слон
Бежит по улице 
И задевает ветки,
И кружит листья…
Только и всего.
Соседний дом.
Скамеечка .
Ограда .
А больше там и нету ничего.
А больше мне и ничего не надо.

* * *

Когда в моем окне гудит полночный ветер,
Когда трясет озноб далекие огни,
Деревья за окном – роднее всех на свете,
Нет в мире никого мне ближе, чем они.

Иначе почему мне так невыносимо,
Когда ветра всю ночь терзают их порой?
Какая глубь земли дает им столько силы?
Какой волшебный свет мерцает под корой?

А смог бы я вот так, осенними ночами,
Забыв и про покой, и жалкие гроши,
Без тайной суеты и показной печали
Подставить под ветра нагую ветвь души?

И выдержать напор неистового ветра,
И всю что ни на есть шальную дребедень,
А после долго ждать несмелого рассвета,
Когда моих ветвей коснется новый день?…

Иначе почему мне так невыносимо,
Когда ветра всю ночь терзают их порой?
Какая глубь земли дает им столько силы?
Какой волшебный свет мерцает под корой?

* * *

Мне сегодня многого не надо 
Не прошу у жизни ничего.
Лишь бы только зацвели гранаты
На ветвях у дома моего.

Лишь бы только выйти за ворота ,
Вновь себя почувствовать собой
И увидеть с нашего пригорка
Летний город в дымке голубой.

Молча встать у дерева кривого,
Вспомнить пережитые года
И сказать всего четыре слова:
Здравствуй! Я вернулся! Навсегда!

И смотреть, не отрывая взгляда,
Не желая больше ничего…
Лишь бы только зацвели гранаты
На ветвях у дома моего.

* * *

Горячий полдень будничного дня,
И я брожу в саду, как обычно, 
И девушка в халатике больничном
Прошла и не взглянула на меня.

И снова что-то замерло в груди,
И я, как прежде, отошел в сторонку,
И не решился крикнуть ей вдогонку:
— Постой! Остановись! Не уходи…

Я знаю, эта девушка ждала,
Когда сумею наконец решиться,
Но, так и не дождавшись, из больницы
В зеленом платье медленно ушла,

И лишь рукой махнула…
Вот и все.
И про меня, наверное, забыла .
И время для меня не сохранило
Ни имени,
Ни адреса ее.

Проходят годы, ливнями звеня,
Скрипит у дома старая ограда…
Но не проходит ощущенье сада
В горячем полдне будничного дня.

И что-то вновь сжимается в груди,
Когда я вспоминаю ту девчонку,
Как будто кто-то шепчет мне вдогонку:
— Постой! Остановись! Не уходи…

* * *

Светлеют под холодной синью
Леса в рассветные часы.
На золотистой паутине
Проснулась капелька росы,

Касаясь глаз кувшинок редких,
Плывут над заводью лучи,
И желтый лист
На белой ветке
Дрожит, как язычок свечи…

Так и во мне —
светло и нежно 
Сойдутся вдруг на рубеже
Неугасимый луч надежды
И осень, близкая уже.

* * *

Поля под звездно тлеющей золою 
Покоились, укрытые жнивьем…
Хранимые и небом, и землею
В глухом стогу лежали мы вдвоем.
В прохладной и изломанной соломе
Нас до утра венчала тишина…
А на заре светилась на ладони
Росиночка растаявшего сна.

* * *

Сегодня я спросил у тишины:
«Как рассказать звучание струны?
Как написать, чтоб расцвела строка,
Чтоб пахла снегом, словно облака?…»
На мой вопрос – учтива и скромна –
Улыбкой отвечала тишина.

* * *

Иссохнув весь, пересекаю я
Пустынные барханы бытия.
Но вера в глубине живучих глаз
Колючкою в сознание впилась,
Что приведут к журчанию воды
Прошедших лет сыпучие следы.

* * *

Ни вспоминать, ни помнить не хочу.
Не помнить и не вспоминать —
не в силах,
Как ты, смеясь, из сада приносила
И грызла недозрелую алычу,

Как появлялась в ливни и в мороз,
Не ведая ни жалости, ни страха,
Как исчезала, оставляя запах
Духами одурманенных волос,

И снова шла откуда-то извне
С очарованьем сдержанного смеха…
Хочу забыть…
Но не смолкает эхо
Неистово кричащее во мне.

* * * 

Участие прими в моей судьбе,
Прими его, как первое несчастье,
Как ветреное долгое ненастье,
Которое отпущено тебе.

Участие прими в моей судьбе.
Прими его сполна, а не отчасти,
Прими его как обещанье счастья,
Которое неведомо тебе.

БУЛЬВАР

Бульвар, я счастлив 
нашей встрече.
К несчастью, редко прихожу…
С тобой побуду этот вечер,
Тебе о жизни расскажу.
Скажу тебе, о чем жалею,
У моря молча посидим…
Пусть не один я на аллеях,
Но ты-то у меня один!
Здесь, как и прежде,
над «Венецией»
Синеет дым от шашлыка,
И бухта,
Как большое сердце,
Тихонько бьется в берега.
Мы здесь теряем и находим
Доверчивость любимых глаз,
Приходит день,
И мы приходим —
Кто в первый,
Кто в последний раз. 

Сидим в кафе, с друзьями споря,
В толпе знакомых узнаем,
И ждем чего-то…
А за море
Уходит медленно паром.

* * *

Порой мы сами будем виноваты,
Порой никто ни в чем не виноват…
Не в этом суть.
Нам суждены утраты
И потому не избежать утрат.

И, может быть, не избежать уродства,
Которое намерено всерьез
Сломать, унизить,
Довести до скотства
И затоптать достоинство в навоз.

И сил порою, может быть, не хватит…
Но сколько ни случись тяжелых дней,
Покуда живы будем,
не утратим
Великой человечности своей! 

* * *

Ты говорила мне: «Иди,
Пускай ложится след кроваво,
Иди! Упасть на пол пути
Ты просто не имеешь права.

Иди, по прежнему любя,
Не подводя судьбе итога,
Ведь ты не только за себя 
В ответе будешь перед Богом.

Иди, любимый! Это ложь,
Что пощадят плохие вести…
Иди! А если не дойдешь,
Я не дойду с тобою вместе!»

ЛИСТОПАД

I 

Я так хочу тебе добра
Рассветом солнечным и гулким,
Когда из нашего проулка
Уходит летняя пора,
Когда роняет высота
Последних птиц многоголосье…
Кто знает,
Что там будет после,
Когда наступят холода?

Быть может, скоро от крыльца
Потянет сквозняком разлуки,
Заледенеют наши руки
И станут чуждыми сердца.
И в долгой череде утрат
Забудем суету былую…
А может, молодость вторую
Нам напророчит листопад? 

И, может быть, 
Оставим дом
И в мокрый сад откроем двери…
И что нам будут все потери
В сравненьи с тем, 
Что обретем?

Я так хочу тебе добра,
Встречая пору листопада,
Когда вот-вот коснутся сада
Неумолимые ветра,
Нагрянут, словно навсегда,
И первый снег на землю бросят…
Кто знает,
Что там будет после,
Когда наступят Холода? 

I I

Пусть ветра холодные уносят 
Утешенье летнего огня.
Пусть в проулок заплывает осень,
Небесами птичьими звеня.
Пусть на окнах дождевые струи…
Значит, мне судьба еще дарует
Наступленье золотого дня!

Это значит
Я еще увижу
(Пусть недолго,
Пусть издалека),
Как кружатся голуби над крышей,
Тaм, где розовеют облака.
И услышу, как шумит дорога,
И однажды,
Слякоти назло,
Ты войдешь,
И прямо от порога
Скажешь, что на улице тепло.
И, дыша сырой листвою сада, 
Вдруг наполнишь комнату весной…
Вот и все.
И это будет правда.
И не будет никакой иной.
И пускай в стихи мои забилось
«Наступленье золотого дня!..»

Что бы там со мною не случилось,
Пусть любовь переживет меня!

* * *

Настало время подводить итоги,
Осыпалась последняя листва.
Какие можно, пройдены дороги,
Какие нужно, сказаны слова.

Под облаками обнажая душу,
Туда, за неизбежную черту,
Возьму с собой, как детскую игрушку,
Несбывшуюся, старую мечту.

И только вспомню, стоя на дороге,
Что жизнь, как прежде, полностью права…
Какие можно, пройдены дороги,
Какие нужно, сказаны слова.

* * *

Несчастие, пожалуйста, прости,
Что ты меня, как стебель, не сломило.
Не знало ты, что суждено мне было
В предчувствии надежду обрести.

В предчувствии рассветного стиха,
Который к дому медленно подходит,
Как будто выплывают на восходе
Деревьев полусонные верха.

И пусть еще на улице темно,
И за антенны зацепилась туча…
Начало городского многозвучья
Уже течет в открытое окно.

Прости, что я переступил порог
И полон света, новый день встречая,
И что живу, уже не различая,
Где жизнь моя, а где заветный слог.

И пусть я совершенства не достиг,
Я счастлив тем, что мной повелевала
Обманчивая близость идеала,
Который бесконечно многолик! 

* * *

У тайного предела
Скажу, легко дыша,
Что этого хотело
Не временное тело,
Но вечная душа!

* * *

В основе мира – простота,
Доступная для пониманья,
Твое великое вниманье
Да не погубит слепота!

Пока не поздно, поспеши
Постичь закон Воды и Хлеба,
Гармонию Земли и Неба,
Сознанья, Тела и Души!

* * *

Готовься! Время подошло.
И море встало перед нами.
Бери тяжелое весло —
И в бой с холодными волнами! 

Не отступай, когда во тьме
Твое весло трещит и гнется,
Когда в бурлящей кутерьме
Оно о скалы разобьется.

Когда разломана корма
И нет опоры под ногами,
И ты почти сошел с ума,
Сражаясь голыми руками…

Пускай до суши далеко —
Остановиться — мало чести.
Сияет между облаков
Твое высокое созвездье.

Тебе дана такая власть
Под этим вечным небосводом…
Ты видишь, буря улеглась,
Теперь иди, вперед, по водам! 

Ну, поднимайся! Распрямись!
Теперь иди! Еще немного!…
Прошу тебя, не усомнись!
Не усомнись же, ради Бога!

* * *

В канделябрах погасли свечи,
Но в глазах твоих было светло…
Помнишь нашу последнюю встречу
На балу во дворце Фонтенбло?

Герцогиня. Мадам. Недотрога.
Мы повенчаны общей судьбой.
Все прошло…
У иного порога
Мы опять повстречались с тобой.

Не разъехались,
не разминулись…
Где-то в прошлом цветет резеда.
Но парижских мощеных улиц
Нам с тобой не забыть никогда.

Не забыть Сен-Жерменских предместий
И Луары закат голубой…
Все прошло…
Через много столетий
Мы опять повстречались с тобой.

Старый город за древней стеною.
За бульваром синеет вода…
Все пройдет…
Но бакинского зноя
Нам с тобой не забыть никогда.

Не забыть золотого рассвета
В этом южном, веселом краю…
Все пройдет…
Но когда-то и где-то
Вновь увижу улыбку твою.

* * *

Усталый путник, много лет
Я шел дорогою земною.
Но час настал – и божий свет,
Как солнце, вспыхнул надо мною.

И было сказано: «Владей
Великим даром исцеленья.
Иди, живи среди людей
И береги свои владенья.

Иди и помни: стар и млад
К тебе пристанут понемногу.
Иди – и в Мой небесный Град
Слепым указывай дорогу.

И жизнь, и смерть,
и ад, и рай
Тебе откроются сегодня…
Иди и людям передай
Благословение Господне!»

ДОРОГА

Ни тропинок, ни дорог,
Ямы да ухабы,
Да болота , где у ног –
Слизняки да жабы.

Где утоплых голоса
Шепчут: «Человеки,
Вам отсюда в небеса
Не уйти вовеки!»

Только посох я найду,
Да себя осиля,
Яко по суху, пойду
По гнилой трясине.

И туда приду я, где,
Ни во что не веря,
Захлебнулися в беде 
Люди, то ли звери.

Под корягами они
В темень позабились,
На болотные огни
Разве что молились,

Или билися гурьбой,
Досмерти увечась…
Что ж вы сделали с собой,
Души человечьи?

В этой тьме, где и ужу
Страшно и опасно,
Вам про Небо расскажу,
Как оно прекрасно.

Вам скажу в глуши лесной
Правду на рассвете,
И тогда пойдут за мной
Взрослые и дети.

Путь-дорога далека,
Только вы идите.
Заклинаю вас, пока 
Многого не ждите!

Сердцем, рвущимся в груди,
Верьте, ради Бога:
Будет Небо впереди!
А пока – дорога.

* * *

Я – парус корабля,
Я – лепет малыша,
Я – Небо,
Я – Земля,
Я – Тело,
Я – Душа,

Я – звездная река,
Я – лезвие меча,
Я – Чаша,
Я – Рука, 
Я – Слово,
Я – Свеча,

Я – песни дальних стран,
Я – горечь ваших слез,
Я – Тора,
Я – Коран,
Я – Будда,
Я – Христос,
Я – радость всех побед,
Я – цель земных дорог,
Я – Таинство,
Я – Свет,
Я – Истина,
Я – Бог.

КАМЕННАЯ ДАЛЬ

Дворцовые камни, дворцовые камни,
Вы древнею книгой раскрыли века мне.
Пришел ощутить я, пришел посмотреть я
Иные эпохи, былые столетья.
Входил в мавзолей, и смотрел с цитадели…
А вы на меня изумленно глядели,
Как-будто впервые увидели чудо:
«Откуда пришел ты? Откуда? Откуда?
И ветры все те же, и небо все то же,
А люди – другие, на тех не похожи.
А те — как живые, мы видим их лики,
Те были издревле – рабы и владыки,
А вы – властелины машинного гуда…
Откуда пришли вы? Откуда? Откуда?
Неужто отсюда – из каменной дали?
Какими вы стали! Какими вы стали!…»
Дворцовые камни, дворцовые камни,
Вы древнею книгой раскрыли века мне, —
То время, с которым навечно в разлуке…
Я слышал былого ожившие звуки:
Скрипенье арбы и журчанье фонтана,

И морем рокочущий голос мейдана,
И голос поэта, и голос нукера,
И голос устада, и голос аскера… 
И каждый кричал мне из каменной дали,
И каждый хотел, чтоб его услыхали.
А я им внимал, словно некий владыка,
Рискуя оглохнуть от этого крика.
Ходил по двору, ощущая руками
Горячий,
шершавый, 
обветренный камень.
А люди живые из камня кричали,
Которые жили когда-то, вначале.
Которые пели, смеялись, любили…
«Когда-то мы были! Когда-то мы были!
Когда-то мы были!…
Когда-то… Когда-то…
Ушедшее время,
Забытые даты…» 

ГЕК-ГЕЛЬ

В 1139 году землетрясение в горах Кяпаза
образовало озеро Гек-Гель и разрушило
город Гянджу.

Покажи мне, Гек-Гель,
как живется форели,
Как живется маралам в лесу, — покажи.
Расскажи мне, как день твоего сотворенья
Стал печальной порой 
разрушенья Гянджи

Расскажи, как дворцы превращались в руины,
Как стонала Кяпаза ожившая твердь,
Как по прихоти Бога слились воедино
Красота и уродство,
рожденье и смерть.

Покажи мне, Гек-Гель,
Покажи свою рану
Под высоким покровом
Седых облаков.
Расскажи мне, Гек-Гель,
Расскажи свою тайну,
Что сокрыта тяжелым 
туманом веков …

Времена усыпляют
жестокую боль.
Вспоминаем о прошлом, слегка сожалея …
Только кажется мне, 
будто платит Гек-Гель
За рожденье свое
Красотою своею.

И синеют вокруг
Вековые леса,
И в его глубине
Отражаются грозы,
И прозрачна в Гек-Геле вода,
как слеза,

Потому что она –
настоящие слезы. 

КАБАЛА 

Кабала – столица древнеалбанского
царства на территории Азербайджана 

В палящем зное стерегут орлы
Свидетельство жестокого сраженья,
Величие ее и униженье –
Развалины забытой Кабалы. 
Давно не серебрятся ковыли
У града синеокого народа.
Одна луна взирает с небосвода,
Как призраки встают из-под земли.

Едва седая полночь настает,
Камней касаясь легким дуновеньем, —
И царь Бахрам стремительною тенью
Ступает в арку городских ворот.

Как прежде, он торопится туда,
Где каждый пес покорен царской воле,
Где битвы и пиры … Но в чистом поле
Одна лишь арка.
Дальше – пустота.

Остановись, Бахрам! Не уходи!
Скажи мне, царь, чего забыть не можешь?
Куда спешишь, зачем себя тревожишь, 
Когда одни созвездья впереди?

Скажи мне, царь, чего бы ты хотел?
Какой любви, какой безумной страсти,
Какой войны, какой великой власти,
Чтоб всем желаньям положить предел?

Какой бедой, каким смертельным злом,
Которого представить невозможно,
Какой тоской тебя заставить можно
Не тосковать в могиле о былом?

Скажи мне, царь!…
Но больше нет царя,
Испившего свои земные сроки.
И только посветлело на востоке,
Где пробудилась новая заря.

И новый день приходит неспеша,
И вновь ветра над стенью зазвучали,
И снова непонятною печалью
Среди камней наполнилась душа.

И вновь, как прежде, стерегут орлы
Свидетельство жестокого сраженья,
Величие ее и униженье –
Развалины забытой Кабалы. 

СКАЗАНИЕ
О ТОРГОВОМ ГОРОДЕ
САБАИЛ

Когда-то был, когда-то был
Торговый город Сабаил,
В котором, как гласит молва,
Цвели гранаты и айва,
В котором с раннего утра
Брались за дело мастера,
А из-за моря к порту шли
Купеческие корабли.
Стена вокруг города …
И вот
Однажды из больших ворот
Ушел богатый караван
В страну, где правил Сулейман,
И путь проделав до конца,
Достиг прекрасного дворца.
Гостям распахнут был дворец,
Творенья мастера венец,
И Сулейман, спустившись вниз,
Встречал царицу Бильгеис,
А с ним у золотых ворот
Всречал царицу весь народ.
Права, а может, не права,
Гласила древняя молва,
Что во дворце все эти дни 
Пылали пиршества огни
И славилась из уст в уста 
Далекой гости красота,

Дабы в гостях была сполна
Горда и счастлива она.
Но вот однажды поутру,
Царицу славя на пиру,
Был удивлен великий царь
Страны пустынной государь,
Заметив, что она была 
Среди забав невесела,
И удивление тая,
Спросил:
— О чем печаль твоя?
На горы глядя из окна,
Ему ответила она,
Что ночью, вечером и днем
Грустит о городе своем,
В котором с раннего утра
Брались за дело мастера,
А из-за моря к порту шли 
Купеческие корабли;
Где, помогая тем, кто слаб,
Не знали люди слова «раб»,
И были счастливы вполне,
И не готовились к войне,
Ибо зачем желать войны,
Когда на свете все равны?
Тоской о Родине полна,
Она запела у окна
На языке родной земли
Про город, море, корабли…
И царь не понял ничего, 
Но сжалось сердце у него,

И, как во сне с подушек встал,
И подошел, и пршептал
Властитель праздной суеты:
— Царица, как прекрасна ты!
И с ней стоял рука к руке,
На горы глядя вдалеке,
Что уходили в вышину…
А в мыслях видел ту страну,
Где морем плещутся сады,
Где нет ни горя, ни беды,
И где воистину вовек
Свободен каждый человек.
Мечты рассеялся туман
И грустно молвил Сулейман:
— Благословенна будь она,
Твоя волшебная страна!…
Права, а может, не права,
Гласила давняя молва,
Что навсегда разрушен был
Торговый город Сабаил,
Где, помогая тем, кто слаб
Не знали люди слова «раб»
И были счасливы вполне
И не готовились к войне,
Но час потребовал того –
Поднялись все до одного.
К плечу плечо, к руке рука
Встречали жители войска,
Что шли в невиданном строю,
Непобедимые в бою:

Которым был святой пример
Их царь – Двурогий Искендер,
Сын Зевса, воин и пророк,
Не человек, но полубог.
Он милосерден был, когда
Входил без боя в города,
Но города, что против шли.
Уничтожал с лица земли.
Он дал войскам приказ: идти,
Преград не зная на пути,
И завершить большой поход,
Где начинается восход.
Разбив свой лагерь на горе,
Сидел он в шелковом шатре
И пил вино в кругу гостей,
И с нетерпеньем ждал вестей.
Уже смеркалось… Наконец
К нему в шатер вбежал гонец 
И, торжествуя, сообщил,
Что уничтожен Сабаил.
Убиты жители его,
Не уцелело ничего,
А там, где свалены тела,
Царица найдена была.
В кольчуге, в шлеме золотом,
С лазурно-голубым пером,
Она лежала на песке,
Кровавый меч держа в руке,
И в грозовые небеса
Глядели мертвые глаза…

Едва дослушав до конца,
Сын Зевса отослал гонца,
А после вышел из шатра,
Где пировали до утра,
И крикнул вдаль грядущих дней:
— Тот правит миром,
кто сильней!
Когда-то был, когда-то был
Торговый город Сабаил,
В котором, как гласит молва,
Цвели гранаты и айва,
В котором с раннего утра
Брались за дело мастера,
А из-за моря к порту шли
Купеческие корабли…
Но не осталось ничего, 
Как будто не было его.
Один лишь ветер много дней
Тоскливо выл среди камней.
Померкли давние дела,
Но память с ними не ушла.
Не зря, пустыне вопреки,
Здесь поселились рыбаки
И этот уголок земли – 
Баил – как прежде. нарекли.
И снова гавань ожила,
И вновь пустыня расцвела,
И у селения Баил
Заложен новый город был. 
Здесь простоит он много лет
Немало праздников и бед
Увидев на своем веку.
И назовут его – 
Баку.