ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ЧТО ЭТО БЫЛО

Епископ Тихон (Шевкунов)

3 октября 2017 года

«Без Февральской революции не было бы нас как общества в том виде, в каком мы есть сейчас»

Епископ Тихон (Шевкунов)

Великий историк Василий Осипович Ключевский, предупреждая и современников, и потомков, говорил: «История — это не учительница, а строгая надзирательница: она ничему не учит, но сурово наказывает за незнание уроков». Можно было бы добавить: наказывает поколения. Эта строгая надзирательница не задает уроков, но жестко спрашивает за их незнание.

С этим столкнулись практически все народы мира, но для нас сегодня важно, как с этим незнанием уроков истории сталкивались наши соотечественники и как больно становилось целым чередам поколений, когда их предки не могли разобраться в правде истории и понять, какие их действия будут губительны для них самих и для их детей, и внуков, и правнуков.

Тема, которая по времени сегодня особенно важна для нас,— это события семнадцатого года — и в частности, Февральская революция. Октябрьская революция — это лишь жесточайшее последствие того, что произошло в феврале, а в широком смысле слова задолго до февраля, потому что подготовка и вызревание этих событий продолжались много лет.

Без Февральской революции, без того вынужденного и беспрецедентного людского движения, вызванного ее последствиями, по большому счету, не было бы нас как общества в том виде, в каком мы есть сейчас. Кто-то из наших дедов и прадедов уезжал с насиженных мест, находил пристанище на другом конце страны или бежал в эмиграцию, кого-то репрессировали, кто-то участвовал в репрессиях. Кто-то делал карьеру, у кого-то эта карьера рушилась в ГУЛАГе. Кто-то отсиживался, понимая, что ужас пришел на нашу землю, а кто-то, несмотря ни на что, созидательно жил и действовал.

Мы не собираемся «шельмовать историю» — всё, что происходило — это наша история. И чем глубже и честнее, не обманываясь, мы будем знать ее, тем больше мы узнаем самих себя. В медицине сейчас есть особая диагностика – генетическая. Изучают генетические параметры родителей, дедов и определяют, чем вероятнее всего будет болеть их потомок. Когда возникнет болезнь. И что надо сделать, чтобы этот недуг предотвратить.

По аналогии с этим, знание наших социальных и национальных, условно скажем, родовых, «генетических болезней» необычайно важно для всякого думающего человека. И на примере февральских событий и предшествующего периода мы попытаемся разобраться в том, о чем же рассказывает и чему нас учит наша сравнительно недавняя история.

Хочу сразу особо подчеркнуть: есть главная причина всех наших невзгод, есть их главный виновник — мы сами. Это нужно понять в первую очередь, чтобы не строить никаких иллюзий. Для примера: если человек физически здоров, его иммунитет силен, он может сопротивляться внешнему воздействию вирусов и бактерий. Мы знаем это по своему личному опыту. Если же наш организм ослаблен, если мы живем нездорово, то защитные силы организма слабеют и любые неблагоприятные внешние факторы — бактерии, вирусы, становятся причиной заболеваний, а иногда и смерти.

Говоря о множестве причин, связанных с кризисом 1917 года, мы никогда не должны забывать, что чисто внешние причины — это всего лишь те, условно говоря, вирусы и бактерии, которые размножились в благоприятных условиях сниженного общественного, политического, социального, духовного иммунитета,— а это снижение иммунитета, в свою очередь, попустили мы сами.

Так что мы не будем искать виновных и тем более не будем их назначать. Мы будем определять ключевые моменты, основываясь не на наших оценочных суждениях, а на источниках — исторических документах, надежных свидетельствах. Все цитаты, которые будут приведены здесь, можно найти в исторических исследованиях, доступных сегодня всем.

Где же здесь Россия с сохой?

Итак, что происходило в 1917 году? Существует распространенное мнение, что царская Россия была в то время безнадежно отсталой, темной, нищей страной, народы которой угнетал бездарный и кровавый монархический режим. К примеру, в одном из наших современных вузовских учебников по истории России XX века говорится: «Жизнь царской России характеризовалась нищетой, отсталостью, тяжелым гнетом самодержавия, военной разрухой». Насколько это действительно было так?

Вспомним знаменитые слова, которые очень часто приводят апологеты Иосифа Виссарионовича Сталина: «Сталин принял Россию с сохой и оставил ее с ядерной бомбой». Заявляется, что автор этого высказывания — Уинстон Черчилль. Но если мы обратимся к надежным источникам, то увидим, что Черчилль в 1917 году весьма сочувственно относился к России и Николаю II.

В одном из источников того времени, который мы можем документально подтвердить, он охарактеризовал Россию как бурно развивающуюся страну, которая противостояла трем империям — Германской, Австро-Венгерской, Турецкой — и выдержала необычайно сильные удары Первой мировой войны.

«…В марте Царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.
Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна».

Так где же здесь Россия с сохой? Если мы покопаемся в источниках, то увидим, что упомянутая фраза о сохе и бомбе действительно была произнесена, только произнес ее не Уинстон Черчилль, а английский марксист Исаак Дойчер. Мы о нем ничего особенного не знаем, но понятно, что именно апологет марксизма после смерти Сталина, желая возвысить своего героя, произнес такие слова.

В 1912 году в Россию прибыл известный французский экономист и журналист Эдмон Тери. Тогда русское правительство периодически брало у Франции крупные кредиты для нашей промышленности, для военного дела. Все понимали, что война, скорее всего, не за горами. Так вот, Тери прибыл по поручению французских банков, чтобы понять, можно ли России давать новые кредиты, платежеспособна ли она.

Исследовав промышленность нашей страны и общую ситуацию в ней, он написал в своем отчете, что если дела европейских стран будут идти так же, как они шли с 1900 до 1912 годы, то к 1950 году Россия будет главенствовать в Европе. Для нас, воспитывавшихся в Советском Союзе, это полная неожиданность! Ведь всех учили, что у нас беспросветное прошлое и, кроме ужаса, отсталости и безграмотности, об экономике и общественной жизни царской России и вспомнить-то нечего. И вдруг оказывается, что серьезный и ответственный французский экономист выводит вот такое резюме.

Еще один интересный пример. В 1920 году новоявленное Министерство просвещения, которое в те времена называлось Наркомпрос, решило изучить, какова же степень грамотности в новой тогда Советской России. Была проведена перепись грамотного населения. Напомню, что это был 1920 год — третий год гражданской войны, когда очень многие школы не работали, учителям нечем было платить. Так вот, выяснилось, что среди подростков в возрасте 12–16 лет — в некоторых губерниях до 86% грамотны. Как это могло произойти?

Оказывается, в 1908 году в Думу поступил — не был еще принят, но поступил — закон о всеобщем начальном образовании, и этот проект всеобщего начального образования стал активно воплощаться в жизнь. Так что большинство тогдашних подростков были грамотны, потому что окончили начальную школу или, во всяком случае, в ней какое-то время обучались.

А что за жизнь была в царской России? Тоже «беспросветная, нищая, ужасная»? Конечно, было всякое. Но к 1913 году динамика развития страны, да и сама ситуация в России совсем не казались катастрофическими. Опять же вспоминается пример. Была у нас великая актриса — Александра Александровна Яблочкина. Она родилась в 1866 году и прожила 97 лет. Так вот, в хрущевские времена, когда много и восторженно говорили о построении коммунизма в ближайшем будущем, она встречалась с молодежью и ей задали вопрос: «Товарищ Яблочкина, вот скоро наступит коммунизм! Какая тогда будет жизнь? Как вы это себе представляете?» Яблочкина была уже женщина престарелая, может быть ей терять было нечего, может быть от искренней простоты, но она проникновенно ответила: «Детки, как же вам сказать, что будет при коммунизме? Наверное, это будет почти так же хорошо, как при царе».

Понятно, что не все было гладко в царской России. Понятно, что она отнюдь не была страной с молочными реками и кисельными берегами. Но такие свидетельства тоже важны. И с этим надо бы разобраться.

Еще пример. Никита Сергеевич Хрущев, убежденный коммунист, сокрушавший устои старого мира. Будучи уже первым секретарем, однажды не выдержал и сказал: «Когда я до революции был слесарем на шахте, я жил лучше, чем когда я был вторым секретарем украинского обкома партии». Ничего себе! И это — Хрущев. Не шутки.

А вот другой действительно выдающийся советский руководитель — Алексей Николаевич Косыгин. Он являлся нашим, так скажем, премьер-министром в брежневские времена. Этот человек рассказывал о своей семье: его отец был рабочим на питерском заводе, вдовец, растил троих, кажется, детей. Косыгин рассказывает о своем детстве просто, ни на что не намекая: жили в собственной трехкомнатной квартире в Петербурге, мама его, болея, не работала, у них была прислуга, не редко по воскресениям всей семьей ходили в театр.

Этих свидетельств, на мой взгляд, достаточно, чтобы подвигнуть себя к каким-то исследованиям и попытаться понять, что же представляла собой Россия времен того самого «слабого», «бесхарактерного», «ничтожного» императора Николая II. Давайте обратимся к статистике, цифрам. Вначале поговорим о хорошем, потом поговорим о плохом, поскольку, естественно, в избытке было и то, и другое.

За всю историю нашей страны
таких темпов роста не было

Российская империя к 1913 году была либо четвертой, либо — по каким-то показателям — пятой экономикой в мире. Нас опережали, и серьезно опережали Соединенные Штаты, Великобритания, Германия. Четвертое-пятое место мы делили с Французской республикой. Британская империя — Индия, Пакистан, Африка, Австралия и так далее — была в то время самой большой в мире по размеру державой. Но, что очень важно, Россия, опережая даже Америку, была первой страной в мире по темпам роста промышленного производства — как сейчас Китай.

За время правления Николая II с 1894 по 1917 годы население России выросло на 50 миллионов человек. Никогда за всю нашу историю таких темпов роста не было. О чем говорит подобный феномен? О том, что были созданы особо благоприятные условия для жизни народа. Соответственно должны быть на определенном уровне медицина, социальная защита. Но к этому мы вернемся. В 1906 году Дмитрий Иванович Менделеев рассчитал, что при таких темпах роста населения в России к концу века, то есть к 2000 году, должно проживать 600 миллионов человек.

Я не буду перечислять все заводы, которые были тогда созданы,— скажу лишь, что основной капитал высокотехнологичных машиностроительных предприятий только за три предвоенных года удвоился. Добыча каменного угля в Российской империи за период правления Николая II увеличилась в пять раз. Выплавка чугуна — вчетверо. Меди — в пять раз. В России добывалось 12 миллионов тонн нефти; для сравнения: в США — 10 миллионов тонн. Производство хлопчатобумажных тканей выросло более чем вдвое, и Россия стала крупнейшим в мире экспортером текстильной продукции. Число рабочих мест за время правления Николая II увеличилось с двух до пяти миллионов.

Перечень открытий русской науки также впечатляет: периодическая таблица Менделеева, лампа накаливания, электросварка, самолет — параллельно с братьями Райт, радио, скафандр, противогаз, автомат, парашют, сейсмограф, телевизор. Русские инженеры создавали корабли, автомобили, танки. Когда в разгар Первой мировой войны России пришлось разместить военные заказы в Америке, туда были командированы тысячи русских инженеров и в течение двух лет они создали военную промышленность Соединенных Штатов. Вот цитата из исследования наших военных историков Барсукова и Яковлева:

«Россия выдала заказов США на 1,23 млрд долларов.
До 70% составляли артиллерийские заказы, по которым Россия заплатила 1,8 млрд золотых рублей.
Главным образом за счет русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была лишь в зачаточном состоянии.
Тысячи русских инженеров и техников отправились ставить военное производство.
Только в американском штате Коннектикут их работало около двух тысяч человек».

Теперь к вопросу о пресловутой сохе — сельское хозяйство. Россия была на первом месте в мире по производству зерновых. Валовой сбор зерновых в Российской империи к 1913 году в полтора раза превышал урожаи Аргентины, США и Канады вместе взятых. Средняя урожайность у нас была поменьше, чем, скажем, в США — в среднем восемь центнеров с гектара, а у них десять. Но у нас другая климатическая зона, и если на юге урожаи были высокие, то на севере они были порой ничтожны, а общие показатели складывались вместе.

Страна при Николае II покрылась сетью железных дорог. За его царствование удвоилась их протяженность, при этом темпы железнодорожного строительства были поистине беспрецедентными. Самая большая в мире Транссибирская магистраль строилась со скоростью 500 километров в год — это в наших болотах и тайге.

Для сравнения: немцы строили по заказу турок железную дорогу Стамбул – Багдад со скоростью 120 километров в год; англичане — трансафриканскую дорогу Каир – Кейптаун со скоростью 300 километров в год. В СССР всем известную Байкало-Амурскую магистраль прокладывали со скоростью 200 километров в год, притом что это было строительство уже с совершенно другими технологиями и с совершенно иными возможностями. В 1917 году был пущен в жизнь незамерзающий порт Романов-на-Мурмане — нынешний Мурманск.

В целом русские рабочие получали меньше, а порой и существенно меньше, чем рабочие в Германии, в Соединенных Штатах Америки, в Англии и Франции. Но зарплата рабочих Петербурга была сравнима, а, скажем, на Путиловском заводе и превышала порой зарплату французских рабочих. Около половины рабочих проживало в собственном жилье — и это притом, что еще полтора десятилетия назад основным местом их обитания были бараки.

После революционных потрясений 1905 года социальная активность государства и капитала стремилась обеспечить в общем нормальную, достойную жизнь рабочим. Ситуация, что называется, на глазах менялась, и это не преувеличение. Это было и в Москве, и в Наро-Фоминске, и в Туле, это было в наших текстильных регионах. Кроме того, и детские сады, и ясли, и больничные листы — все это возникло именно в «проклятое николаевское время».

Национальный вопрос… Есть расхожая фраза о том, что царская Россия была тюрьмой народов. Конечно, были эксцессы, были сложные моменты на Кавказе, были осложнения в Польше, которая тогда находилась в составе Российской империи, были еврейские погромы. Но надо понимать, что и все это постепенно преодолевалось. И, например, западные территории — Польша, Финляндия, Прибалтика — жили совсем уж не как в тюрьме, они бурно развивались и были намного богаче коренной России.

Там были группировки, стремившиеся освободиться от царского управления. Но были и совершенно другие группы, которых вполне удовлетворяло пребывание в Империи. В Финляндии, например, действовал собственный парламент, там существовало избирательное право для женщин, которого нигде в мире больше не было, кроме Новой Зеландии и Австралии. Польша тоже являлась во многом самоуправляемой территорией.

Преступность в Российской империи была не высокой — особенно по сравнению с тем, что мы увидели потом. За двадцать два года правления «Николая Кровавого», как называют государя Николая Александровича, было вынесено 4500 смертных приговоров. Это столько, сколько в среднем за полгода выносилось во времена Советского Союза. Причем в царской России, где политический террор был повседневностью, в это число входили и государственные преступники-террористы.

Царскую Россию называют деспотичным, авторитарным государством, но намеренно забывают, что цензура была отменена в Российской империи полностью в 1906 году. Не было цензуры: пишите что хотите, говорите что хотите, в том числе и в парламенте. В Думе заседали большевики, которые с трибуны вещали: «Наша цель — разрушение существующего государственного строя». Выходило огромное количество газет самого разного толка.

С 1897 года в России, которая в то время была крайне отсталой относительно развитых стран Европы в области здравоохранения, была введена бесплатная медицинская помощь. А к 1917 году земские больницы и земское движение лекарей пережили такой бурный рост, что две трети населения были этой бесплатной медицинской помощью обеспечены. Только 7 процентов населения России лечилось в платных медицинских учреждениях, все остальные — в бесплатных, причем лекарства в Российской империи для всех земских пациентов были бесплатными. Среди земских врачей было много профессиональных, образованных и самоотверженных людей.

Уровень медицинских услуг в таких городах, как Санкт-Петербург, Москва, Киев, Харьков, ничем не отличался, по свидетельствам западных медиков, от уровня Парижа, Лондона и Нью-Йорка. Вот что пишет швейцарский врач и исследователь медицины Фридрих Эрисман: «Медицинская организация, созданная российским земством, была наибольшим достижением нашей эпохи в области социальной медицины». Именно в царской России появились всем нам знакомые станции скорой помощи, участковые врачи, больничные листы, родильные дома, женские консультации, молочные кухни.

За время правления Николая II, даже не за полное правление, а с 1896 по 1910 годы, им было открыто школ, училищ, институтов больше, чем за весь предшествующий период российской истории. К 1913 году в России было 130 тысяч школ.

Мегапроекты Российской империи были во многом осуществлены большевиками уже в советский период. В частности, план ГОЭЛРО — электрификации всей страны — был задуман и разработан еще в царской России. На столе у императора лежало пять проектов метрополитена. Существовали замыслы строительства Туркестано-Сибирской магистрали, оросительных каналов в Средней Азии, проекты в таких областях, как авиация и подводный флот.

Стоит особо обратить внимание на финансы империи. За время правления Николая II государственный бюджет вырос в 5,5 раз, золотой запас — в 4 раза. Рубль был надежной мировой валютой. К тому же он был золотым, то есть можно было прийти, отдать бумажку и получить золотую монету. Процентная ставка Госбанка не превышала 5%. Это давало возможность развития промышленности и кредитования. При этом доходы казны Российской империи росли без всякого увеличения налогов, то есть за счет тех сборов, которые прежде существовали. Наши налоги были в четыре раза меньше, чем, например, налоги в Англии. Представляете, каким все это было стимулом, как сейчас говорят, для среднего, мелкого, да и крупного бизнеса.

Историки утверждают, что проблемой России была не отсталость, а напротив, слишком бурный экономический рост.

Важнейшим вопросом в России всегда был вопрос о земле. Мы знаем, что в 1861 году крестьяне были отпущены императором Александром II на свободу. Конечно, проблема помещичьего и крестьянского землевладения после этого долго еще существовала и продолжала оставаться актуальной и по 17-й год. «Земля — крестьянам!» — все мы знаем этот магически действовавший на народ лозунг тех, кто в скором времени ничтоже сумняшеся отобрал всю земельную собственность у наших крестьян. Так вот, если мы посмотрим предреволюционную статистику и сравним с тем, что было в других странах, то увидим без преувеличения поразительные факты.

Сколько земли к 1917 году принадлежало крестьянам? Есть точные цифры. В европейской части России крестьянам или их общинам принадлежало 68% земель. А от Урала до Сибири крестьянам принадлежали 100% земель. А сравнить с другими странами? И эти цифры тоже имеются. Как вы думаете, сколько земли принадлежало крестьянам, то есть тем, кто эту землю обрабатывал, в такой демократической стране, как Великобритания? Ноль. Вся земля принадлежала ленд-лордам, а крестьяне брали эту землю в аренду.

Но, конечно, все было не так просто. Количество крестьянских семей росло, земли все равно не хватало, механизация была невысокой в сравнении с мировым уровнем. Но опять же — динамика! Она была самой обнадеживающей и позитивной. Сравните ситуацию 1861 года и семнадцатого. Но пошли по известному кондовому пути: все отобрать и поделить. В результате, по подсчетам специалистов, когда большевики конфисковали у помещиков землю и раздали крестьянским хозяйствам, в среднем размер наделов вырос… на полтора процента.

Еще одно известное требование того времени — восьмичасовой рабочий день. В семнадцатом году он действительно составлял одиннадцать с половиной часов, где-то меньше. Но шла война, и сократить рабочий день, в первую очередь на военных заводах, было как минимум очень странным требованием. В Англии и Франции, например, такие лозунги сразу вызывали жестокий ответ государства, да еще и все рабочие военных заводов были попросту мобилизованы. Вот что пишет современник тех событий замечательный военный историк Антон Керсновский:

«18 февраля (1917 года) вспыхнула забастовка на Путиловском заводе. В демократической Франции завод, работающий на оборону и забастовавший в военное время, был бы оцеплен сенегальцами, и все зачинщики поставлены к первой попавшейся стенке. В «стране произвола и кнута» не сдвинулся с места ни один городовой…»

В 1916 году в Дублине артиллерией разбомбили весь город без всяких проблем, тысячи людей были убиты — законы военного времени. У нас же бесконечно шли диалоги на Путиловском и других военных предприятиях Петербурга, с профсоюзами и провокаторами, требовавшими повышения зарплаты, сокращения рабочего дня (в военное, еще раз подчеркну, время, то есть вопрос здесь о количестве вооружений для фронта и боеспособности страны).

Да порулить они все хотели

Если все было так хорошо, то почему же произошел февральский переворот? И кто были его творцы? Чего они хотели, те, кто так сильно постарался, что устроил-таки проблемы и для себя со своими близкими, и для последующих поколений, и для всей нашей страны?

Кто был во главе Февральской революции? Первое, что приходит в голову: революционеры. А кто у нас главный революционер в XX веке? «Дедушка Ленин», это мы все хорошо помним. «Дедушка Ленин» в 1917 году находился в замечательной и тихой стране, которая называется Швейцария. Жил он там уже давно, в эмиграции в славном городе Цюрихе.

За два месяца до революционных событий, перевернувших весь мир, Владимир Ильич Ленин выступал перед швейцарской социалистической молодежью. Это было 9 января 1917 года. Ильичу задали вопрос: «Дорогой Владимир Ильич, а когда же наконец совершится всемирная революция, в том числе революция в России?» На это он ответил по-ленински прямо — цитирую по собранию сочинений В.И. Ленина:

«Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но…, думается мне, что молодежь… будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».

О революции в России будущий вождь революции узнал из швейцарских газет через полтора месяца.

Надежда Константиновна Крупская вспоминала: «Как только мы узнали о событиях в Петрограде, Володя не находил себе места, бегал, разговаривал сам с собой, строил огромные планы». Но справедливости ради надо сказать, что Владимир Ильич прилагал «бешеные», как сам любил говорить, усилия для того, чтобы ситуация в России была дестабилизирована. Но не он стал вершителем судеб нашей страны в том феврале.

Другой известный революционер — Виктор Чернов — руководил тогда самой крупной революционной партией — движением эсеров. Там были и террористы, и легальные эсеры. Но и он пишет, что в то время, перед Февралем, никаких предпосылок для революции не было, все деятели революционного движения из числа эсеров находились либо в тюрьме, либо в ссылке, либо в далекой эмиграции.

Что же это за революция без революционеров? Разве бывает такое?

Был такой замечательный умный человек — американский президент Рузвельт, который поделился однажды неким важным выводом, к которому он пришел за долгие годы своей политической жизни. Он сказал: «В политике ничего не происходит случайно. Если что-то случилось, то так было задумано».

Несомненно, революционеры были. Впоследствии часть из них всеми силами старались отгородиться от титула «творец Февраля». Другие истинные творцы прилагали еще больше сил, чтобы остаться в тени. Третьи — горько каялись. Их имена ни для кого не секрет, тем более для историков. Это руководитель Государственной думы Родзянко, а с ним и большинство депутатов Государственной думы. Это русские промышленники: князь Львов, Александр Гучков — богатейшие люди России. Это Великие князья — ближайшие родственники государя. Это наша отечественная, русская и российская интеллигенция. Это высшие военные чины. Это пресса. Это, несомненно, и люди, не принадлежащие к подданству Российской империи, о которых мы тоже скажем.

Вина за допущение предпосылок и развитие революции безусловно лежит и на правительстве государя Николая II. Разговор об этом тяжелый и особый, но глубоко убежден, что он необходим. К анализу действий Государя и правительства мы обязательно вернемся. Конечно, не для того, чтобы обвинять и судить. Это относится ко всем участникам тех событий. Но работу над ошибками и «разбор полетов» никто не отменял. Вспомните Ключевского: «История — это не учительница, а строгая надзирательница: она ничему не учит, но сурово наказывает за незнание уроков».

Но все же о конкретных творцах переворота. Это — наши соотечественники, тогдашняя безусловная элита страны. В нашей непростой, но преуспевающей стране они были людьми, которые стояли у многих важных штурвалов. И вот что удивительно: можно с уверенностью сказать: все они хотели только и единственно блага для России, все они бесконечно, как они искренне верили и убеждали других, любили свою страну.

И вот, от всего своего большого сердца, желая одного блага Отечеству, эти люди в конце концов в октябре передали страну человеку, который четко определил свое к ней отношение: «А на Россию, господа хорошие, мне наплевать».

Это ленинская цитата, записанная старым большевиком Георгием Соломоном. «Благими намерениями выстлана дорога в ад». Поговорка русского народа как никогда стала актуальной именно в этот период — сто лет назад.

Да, они любили Россию. Но, правда, любили они и самих себя. У нас в Сретенском монастыре недавно прошла конференция, в которой приняли участие известные историки, руководители крупнейших российских архивов. После долгих и острых дискуссий мы спросили: «А чего же в конце концов хотели Гучков, Родзянко, Львов, когда заваривали всю эту интригу? Чего хотел генерал Алексеев — человек, облеченный бесконечным доверием императора, другие генералы, тоже очень любившие Россию, но по их собственным словам позднего раскаяния, предавшие Николая II и ставшие на путь заговора?» И один из наших старейших историков вздохнул и сказал: «Да порулить они все хотели. Порулить». И это было для меня очень важно: здесь мы полностью сошлись во мнении.

Зачем Николай II вступил в войну

Говоря о причинах Февральского переворота, о его «приводных ремнях» и его уроках, мы, естественно, не можем не остановиться на Первой мировой войне.

Это была первая гигантская бойня в истории человечества. Миллионы погибших… Шок для всего мира — ведь думали: повоюем, как всегда, месяц или два, а потом разберемся, кто победил — Германия, англичане с французами… Но на самом деле небывалый ужас продолжался и нарастал год за годом, впервые было такое количество смертей. Мы даже не можем себе представить, какое психологическое значение имела Первая мировая война, как она перевернула все прежние представления.

Не будем говорить о причинах войны: ясно: каждый хотел своего. Но притом, что и Россия хотела своего, государь император Николай II единственный, кто действительно сделал все, чтобы не допустить войны.

Порой говорят: «Зачем Николай II вступил в войну? Не надо было вступать». Подождите, но ведь Германия объявила войну России, несмотря на все письма Николая к Вильгельму и даже его мольбы. Тогда германская армия была самая мощная, без преувеличения, военная машина в мире. Вместе с Австро-Венгрией она воевала против всего мира несколько лет — так же, как фашистская Германия воевала против всего мира, включая Советский Союз, Америку, Англию, Францию. Теперь представим, что такая страна объявляет нам войну и вторгается в пределы Российской империи. Вопрос к тем умникам, которые говорят о том, что не надо было воевать: а что в этом случае надо было делать? Все, что можно было предпринять, чтобы не было войны, государь сделал. А дальше надо было защищаться.

В 1914–1915 годах Россия претерпела тяжелейшие удары от Германии. Мы отступили на нашем западе — и в Царстве Польском и в Прибалтике. Великий князь Николай Николаевич был главнокомандующим. Но когда война приблизилась к исконно русским западным границам и встал вопрос о сдаче Киева, Николай II приял на себя командование армией.

Я много слышал, в том числе от историков: «Вот это и была ошибка! Не надо было ему этого делать. Какой он главнокомандующий…» А давайте посмотрим на факты. 1914–1915 годы — почти сплошные поражения, отступления. Через месяц после того, как государь Николай Александрович становится главнокомандующим, отступление прекратилось. Он не отдал ни пяди Русской земли. «Бездарный главнокомандующий…» А давайте сравним то, что сравнивать можно, корректно: Первую и Вторую, мировые отечественные войны. Разве была героическая оборона Москвы? Блокада Петрограда? Сдача Смоленска, Киева, Кавказ, Крым?..

Россия так же, как и все остальные страны, кроме Германии, вступила в войну в общем-то неподготовленной. У нас свирепствовал снарядный и оружейный голод. Хотя — и это опять возвращение к тому, что представляла собой Российская империя,— к началу войны у России насчитывалось 263 самолета, у Германии было меньше — 232, в Англии еще меньше — 258, во Франции — 156. А к концу войны Николай Александрович организовал такую военную промышленность, которая и не снилась и нашим западным союзникам. В 1917 году у нас уже было 1500 аэропланов. Представляете, что это такое: во время войны перестроить промышленность? Был построен Ковровский военный завод, был заложен будущий ЗИЛ.

Россия потерпела много поражений, понесла много жертв. Но этих жертв было меньше, чем в других воюющих странах: в нашей стране было 11 погибших на 100 мобилизованных, в Англии — 13, в Германии — 15, во Франции — 17. Убитых и раненых в Первую мировую в России было в 60 раз меньше, чем во время Великой Отечественной войны.

Николай Александрович, как говорят, был бездарным полководцем. А что, была героическая защита Москвы? А может быть, была блокада Петрограда? Немцы взяли Киев, Харьков? Это, впрочем, произошло, но только через несколько месяцев после свержения царя и Главнокомандующего. Этот бездарный, как кто-то выражается, полководец ничего этого не допустил, хотя воевал с тремя империями и рядом их сателлитов. Как сказал один из историков нашей армии, Петр I за двадцать лет перевооружил русскую армию, а императору Николаю для этого потребовалось всего два года. Перевооружение России было настолько сокрушительным для наших врагов, что даже руководители немецкой армии признавали: при том потенциале, который наработан в России, шансов выиграть войну у Германии не остается.

Император сам планировал многие наступления. Это, в частности, и знаменитый Луцкий прорыв, который иногда называют Брусиловским, который практически уничтожил австро-венгерскую армию. Кроме военных побед была одержана поразительная дипломатическая победа: заключен договор, который вошел в историю под названием договора Сайкса – Пико. По этому договору по результатам Первой мировой войны Россия после победы получала Босфор, Дарданеллы и всю северную Турцию, а также коллективный, общий с англичанами, контроль над Палестиной и громадные репарации от агрессора — Германии. Кстати сказать, державы-победительницы в Первой мировой войне, в число которых Россия не вошла, прекратили получать выплаты от Германии за Первую мировую войну в 2010 году.

Победа была не за горами. Вот вам, к примеру, свидетельство Деникина: «Я не склонен идеализировать нашу армию, но когда фарисеи, вожди российской революционной демократии, пытаясь оправдать учиненный главным образом их руками развал армии, уверяют, что она и без того была близка к разложению, они лгут. <…> Старая русская армия заключала в себе достаточно сил, чтобы продолжать войну и одержать победу».

Да, были сложности с транспортом, особенно зимой семнадцатого года: небывало снежная зима, заносы,— но это были решаемые проблемы, отнюдь не катастрофические. Кстати сказать, оружия Николай Александрович подготовил столько, что его хватило потом на всю Гражданскую войну. Или чем, как вы думали, воевали красные и белые, ведь промышленность рухнула уже к концу семнадцатого года. Воевали тем, что было заготовлено царским правительством. Пулеметный завод в Коврове был самый большой среди аналогичных в мире.

Всё было подготовлено для победы. Была сшита даже специальная форма для парадов победы в Берлине, Вене и Константинополе, в том числе похожие на древние шлемы русских витязей головные уборы, которые в дальнейшем стали называться «буденовками». После революции их достали со складов, срезали двуглавых орлов и навесили красные звезды. Тогда же были сшиты и кожанки для авиаторов, в которых потом ходили комиссары.

Никакой православной страной
Россия тогда не была

Мы все знаем прискорбный факт, что человек может сойти с ума. Но точно так же может обезуметь и все общество. Федор Михайлович Достоевский в своем гениальном романе «Преступление и наказание» пророчески писал, как Раскольников в горячечном бреду видел сон, что на людей напали, захватили их сознание какие-то странные трихины, и люди стали как безумные: они кидались друг на друга, мучили, убивали, сами не понимая зачем. Организовывались какие-то сообщества, потом эти сообщества начинали враждовать друг с другом до полного уничтожения. Победившие снова кидались на других. Подобные пророческие описания событий семнадцатого и последующих годов присутствуют и в наследии наших великих святых, которые предупреждали соотечественников об этих страшных грядущих годах.

Вот что говорил преподобный Серафим Саровский, скончавшийся в 1833 году: «Через сто лет после моей смерти земля Русская обагрится реками кровей, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться, сохранит еще православие и остатки благочестия христианского». «Мы на пути к революции»,— писал святитель Феофан Затворник, скончавшийся в 1894 году. «Русское царство колеблется, шатается и близко к падению,— говорил в начале XX века святой праведный Иоанн Кронштадтский. — Государство, отступившее от Церкви, погибнет, как погибла Византия. Народ, отошедший от высоты православия, будет отдан в рабство нечестивым, как это случилось с тем же Византийским царством. До неба вознесенная за свое православие Русь до ада низринется».

Часто можно услышать вопрос: «Как оказалась возможной революция и последующие гонения на Церковь в православной стране?» На самом деле никакой православной страной Россия тогда не была.

Когда говорят о верности православию, нужно обязательно понимать: речь идет не о верности обрядам или религии как таковой. Речь идет об истинном понимании сути вещей, которые дает, с нашей православной точки зрения, только глубокая личная связь с Господом Богом. Когда народ утрачивает эту личную связь, он оставляется и Богом.

В Российской империи были многие атрибуты религиозности, но большая часть людей свою духовную связь с Богом и Церковью попросту растеряла: что семинаристы, что архиереи, которые с восторгом восприняли Февральскую революцию вместе со всей интеллигенцией, совершенно не понимая, что произойдет дальше. Но это тема особой беседы.

И армия провернула интригу

События развивались стремительно. Считается, что в начале семнадцатого года в стране начались проблемы с продовольствием. Действительно, были введены продовольственные карточки, но только на один продукт — на сахар. Почему именно на сахар? А попросту потому, что гнали самогон.

Притом к этому времени во Франции, Англии были введены продовольственные карточки. Даже в США, даже в Дании. Почитайте Ремарка, Хемингуэя — там есть про то, как молодежь искала те или иные продукты. В Австро-Венгрии и Германии взрослый немец в тылу получал 220 граммов хлеба в день — это меньше, чем в блокадном Ленинграде. В Германии и Австро-Венгрии более миллиона человек погибли от голода.

По сравнению с этим Россия была страной по настоящему сытой. (Кстати, историки иногда так и называют Февральскую революцию — «революция сытых».) Газета «Коммерсантъ» от 7 февраля 1917 года описывает продовольственные проблемы в Петрограде:

«Лимонов на рынке совсем нет. В крайне ограниченном количестве имеется на рынке мороженый лимон, причем цены за 330 штук — 65 рублей. Отсутствуют ананасы».

Тем, кто уже через год будет жить по карточкам, а чуть больше чем через двадцать лет окажется в блокадном Ленинграде, капризы зимы семнадцатого года с отсутствием лимонов покажутся просто смехотворными.

Но была проблема и посерьезнее. На короткое время правительство не смогло обеспечить полномасштабный подвоз хлеба. До следующего урожая оставалось 197 миллионов пудов тонн, этого хватило бы с избытком и для России, и для экспорта союзникам. Хлеба и в Петрограде было полно, но поскольку возникли снежные заторы на железной дороге, пошли слухи о том, что скоро настанет голод.

Вообще, слухи сыграли особую роль во всех этих страшных событиях. Наш замечательный мыслитель и публицист Иван Лукьянович Солоневич писал: «Слухи сгубили Россию». Слухам верили на сто процентов: «Говорят, что хлеба больше не будет — значит, умирать всем с голода! Довели Россию!»

Хозяйки выстраивались в длинные «хвосты», как их тогда называли, и закупали как можно больше хлеба. А хлеб в это время не подвозили, какие-то булочные уже опустели. Тогда генерал Хабалов, начальник Петроградского гарнизона, выбросил на прилавки хлеб из городских запасов. Но паника уже была посеяна. И 8 марта, в Международный женский день — 23 февраля по старому стилю, женщины с детьми вышли на улицы. Вернее, их вывели: мы помним слова Рузвельта: «В политике ничего не происходит случайно. Если что-то случилось, то так было задумано». Эти женщины начали громить полные хлеба магазины с воплями: «Хлеба! Хлеба!» Это было настоящее безумие несчастных женщин, которых довели до такого состояния, что они боялись голодной смерти для своих детей.

Одновременно стали происходить не менее странные вещи. На Путиловском заводе — самом обеспеченном военными заказами, с самой высокой заработной платой — произошел небольшой конфликт рабочих с администрацией. Рабочие просят повышения зарплаты, администрация начинает вести с ними переговоры… Тогдашняя российская рутина. И вдруг, как по приказу, руководство завода увольняет всех рабочих. Локаут. 36 тысяч здоровых мужчин оказываются на улице без работы и с автоматически аннулированной бронью, теперь их ждет фронт.

Вслед за путиловцами начинают бастовать один за другим все военные заводы Петрограда. Представляете, что надо сделать, чтобы встали военные заводы в военное время? Какая должна была быть проведена работа? Вскоре уже сотни тысяч рабочих выходят на демонстрации. Кто был в этом заинтересован?

Вот что пишет Лев Троцкий: «23 февраля было Международным женским днем. Его предполагалось в социал-демократических кругах отметить в общем порядке — собраниями, речами, листовками. Накануне никому и в голову не приходило, что женский день может стать первым днем революции. Ни одна из организаций не призывала к стачкам». Ни одна организация не призывала, но число демонстрантов превысило 300 тысяч человек. Разве бывает так? Вскоре на сторону восставших перешел Петроградский гарнизон. Положение становилось очень серьезным. «Если в политике что-то происходит, то это происходит не случайно».

Недавно во Франции были открыты так называемые «архивы Тома», в них, кроме всего прочего, донесения французского разведчика, резидента в Петрограде Малейси. Вот так он описывает ход событий:

«В дни революции русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды».

И таких свидетельств можно привести немало.

Вот Татьяна Боткина, современница событий, записывает:

«Рабочие бастовали, ходили толпами по улицам, ломали трамваи, фонарные столбы, убивали городовых, причем убивали зверски, и, как ни поразительно, женщины расправлялись с этими служителями порядка. Причины этих беспорядков никому не были ясны. Пойманных забастовщиков усердно расспрашивали, почему они начали всю эту переделку. Был ответ: «А мы сами не знаем. Нам надавали трешниц и говорят: бей трамваи и городовых. Ну, мы и били»».

Петроградский гарнизон, который был расквартирован в городе, состоял по сути не из военных, а из только что призванных новобранцев. В основном, конечно, они совершенно не хотели воевать и уже были разагитированы силами, системно занимавшимися антиправительственной пропагандой. И, наконец, первое убийство офицера — унтер Кирпичников первым застрелил своего командира — начался солдатский бунт.

Николай Александрович, узнав о случившемся в столице, повелел жестко прекратить бунт — это была его обязанность как царя. Генерал Хабалов, командующий Петроградским военным округом, совершенно не справился с исполнением приказа, и тогда государь сам выехал в столицу из ставки в Могилеве. Но в это время заговорщики — а это депутаты Государственной думы, Гучков с заговорщиками и высший армейский генералитет — сделали всё, чтобы принудить императора отречься от престола. Для чего? Какая у них была цель? Заменить Николая II на другого, более сговорчивого и покорного их воле руководителя государства. Скажем, на наследника — царевича Алексия при регентстве брата Николая II — Михаила.

Михаил был лично очень отважным человеком. Он руководил «Дикой дивизией», был мужественным военным, но политиком — никаким, и волевые качества у него были тоже весьма сомнительны, кроме качеств армейских. На это как раз и рассчитывали.

И у них все получилось. Армия в лице своих высших военачальников провернула интригу. Ее заварил генерал Алексеев, начальник Генштаба, с помощью тех людей, которые его направляли — в частности, Александра Гучкова и Михаила Родзянко. Они составили такую телеграмму командующим фронтами, что представили положение абсолютно безысходным, а выход обрисовали только один – отречение императора Николая II.

И вот армия, в верность которой свято верил государь, которую он вел к победе, которую поднял из тяжкого упадка, повел в наступление — вдруг возжелала его отречения. Генералы, которых император сам выпестовал, сделав их военачальниками, все как один прислали ему телеграммы: «Умоляем, Ваше Величество, отречься. Вы — камень преткновения. Если вы остаетесь – рухнет фронт и начнется гражданская война…»

Царь оказался прижат к стене, перед ним были требования отречения, ультимативно представленные всеми командующими фронтов, Государственной думой, своими родственниками — в первую очередь Великим князем Николаем Николаевичем.

Но и это было еще не все. Отречение произошло 2 марта. А накануне, то есть 1 марта, когда император был еще главой государства, все союзники — Англия, Франция и наш будущий союзник по Антанте Соединенные Штаты Америки — признали законным правительством временный комитет Государственной думы.

Шантажируемый со всех сторон опасностью гражданской войны, наступлением немцев, находясь практически в плену во Пскове у ненавидящего его генерала Рузского, он подписал отречение в пользу брата Михаила, надеясь этой жертвой остановить смуту.

 

Оказалось, что управлять Россией —
очень сложная задача

Что же произошло потом? 2 марта Временное правительство, получив отречение Николая II, взяло власть в свои руки. Каков же был восторг Петрограда, всей прогрессивной, думающей России! Один из поэтов — Леонид Каннегисер — писал: «Тогда у блаженного входа // В предсмертном и радостном сне // Я вспомню — Россия, Свобода, Керенский на белом коне».

Не отставала, к сожалению, и наша Церковь. Замечательный иерарх, который потом прошел ссылки, тюрьмы, — архиепископ Арсений (Стадницкий) писал: «Наконец-то Церковь свободна, какое счастье!» Трудно перечислять — долго, да и больно, — восторги всех тех людей, которые очень скоро, уже через несколько месяцев, поймут, насколько они были безумны, что они натворили.

Но сделать уже было ничего нельзя. Помните, есть такая песня на стихи Леонида Дербенева — казалось бы, легкомысленная, а на самом деле очень мудрая — «Этот мир придуман не нами». Там есть такие замечательные слова: «А мир устроен так, // Что все возможно в нем,// Но после ничего исправить нельзя».

Но прогрессивное общество об этом еще не знало. Напротив, все были счастливы и полны надежд! «Наконец-то этого ничтожного, бездарного царя нет, наконец-то лучшие люди Росси, самые достойные, самые умные, самые прекрасные и умелые возглавят нашу несчастную страну!»

5 марта одним росчерком пера новое Временное правительство, эти «гении» управления, упразднили всю местную администрацию — губернаторов, вице-губернаторов. «Назначать никого не будем, на местах выберут»,— говорил глава Временного правительства князь Львов.— Такие вопросы не должны решаться из центра, а самим населением. Будущее принадлежит народу, явившему в эти настоящие дни свой гений. Какое великое счастье — жить в эти дни!» Потом решили: «Ликвидировать приспешников преступного царского режима!» Разогнали полицию и жандармов, развалили не то что всю вертикаль власти, а даже всю власть на местах. Началось сумасшествие по выборам, стали выдвигать одних, других, третьих, пятых, десятых.

Экономика встала, и к июню Россия экономически рухнула. Страна стала неуправляемой.

Выпустили всех уголовников, выпустили всех террористов, которые сидели. Вытащили из-за границы в пломбированных и неопломбированных вагонах всех террористов, которых выслали, и они стали брать власть по полной программе.

А какие «гениальные» решения были приняты по армии? Отменить субординацию в армии — теперь должны руководить не офицеры, а Советы солдатских депутатов. В армии была сокрушена дисциплина. Рухнул и фронт. Той победы, трагической, тяжелой, но необходимой для страны, которая была уже перед глазами, не стало. Немцы перешли в победоносное наступление — они поняли, что добились своего.

Что значит «добились своего»? Дело в том, что уже задолго до февральских событий было принято решение о том, что Николая Александровича надо менять — слишком несговорчив. Это решение было принято и нашими западными партнерами, и немецким Генеральным штабом. Немцы пытались найти пути к сепаратному миру между Германией и Россией. Но Николай Александрович был непоколебим.

Немцы через такую одиозную фигуру, как Александр Парвус, который был первым покровителем наших большевиков в то время, стали вести антигосударственную пропаганду в Российской империи. Понятно, что им было нужно: разложить страну и армию изнутри. Об этом, не стесняясь, как о главной своей цели говорил Генеральный штаб Второго рейха: «Россия непобедима во внешней войне, единственный путь — разрушить её изнутри». Они оказались совершенно правы.

Но еще тяжелее было с нашими союзниками. Мы помним, как в 1944–1945 годах что только не делали наши союзники, чтобы оттеснить нас от германских земель, чтобы мы как можно меньше захватили территорий в Европе. И в Первой мировой войне была та же самая ситуация. Англичане прекрасно понимали: сейчас Россия займет главенствующее положение, и 15 миллионов русского войска окажется в Берлине, Вене и Константинополе. Это был страшный сон для всех — и для немцев, и для наших партнеров-союзников.

Вот что писал человек, которого мы все хорошо знаем как замечательного литератора,— Артур Конан Дойл — в 1920 году в своей публицистической статье для газеты Daily Telegraph: «Даже если бы Россия победила и осталась империей, разве не являлась бы она для нас источником новой страшной угрозы?» Главнокомандующий германской армией генерал Людендорф писал: «Царь был свергнут революцией, которую поддержала Антанта».

До этого, в середине XIX века английский премьер лорд Пальмерстон сетовал: «Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет». Откровенней, наверное, и не скажешь… Создатель и гений военной немецкой доктрины Карл фон Клаузевиц писал, что Россия «может быть побеждена только собственной слабостью и действием внутренних раздоров». Именно на это была направлена и деятельность германской разведки, и деятельность разведки британской. Они с ужасом думали, что наши войска вот-вот окажутся в европейских городах.

Влияние западных партнеров и союзников на февральские события было несомненным и, если не решающим (будем помнить про главный фактор, который мы определили как истощенный и надорванный общественный и государственный иммунитет), то весьма серьезным в создавшейся ситуации. Можно привести множество задокументированных примеров, о том, как английский посол Джордж Бьюкенен открыто вовлекал русскую аристократию в заговор против императора. Задача была одна — сменить Николая Александровича, о смене монархии тогда не помышляли. Ленин в 1917 году писал:

«Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства, с их агентами и связями <…> непосредственно стремились к смещению Николая Романова».

Зафиксировано и участие немецких агентов, действовавших в своих интересах — ослабления России и выхода ее из войны против Германии. Американские банкиры также внесли свой весомый вклад. Но еще и еще раз повторюсь: они были лишь второстепенными силами катастрофы. Каждая из этих сторон всячески поощряла честолюбивых представителей русской элиты, свято веривших, что они намного лучше, чем государь император, будут управлять страной. Эти люди и стали руководителями Временного правительства, развалив в итоге страну за несколько месяцев.

Оказалось, что управлять Россией — очень сложная задача, и даже самые яркие и обожаемые интеллигенцией популисты — такие, как Львов, Милюков, Гучков, Керенский — оказались к этому абсолютно неспособными. Вот почему император Николай II категорически не соглашался, когда ему на протяжении многих месяцев предлагали составить так называемое «ответственное правительство» из этих людей — будущих февральских министров. Он прекрасно знал, чего они стоят: ему доносила контрразведка, да и сам лично он с ними был хорошо знаком.

На что же надеялся Николай Александрович в этой ситуации, с каждым днем становившейся все более суровой. Он надеялся на армию. Был убежден, что, как бы привычно ни фрондировала Дума, как ни интриговали бы его ближайшие родственники-аристократы, как ни оппозиционировала русская интеллигенция, армия, его любимое детище, в которое он вложил столько души и сил, его не подведет. С близкими ему бывшим губернатором Могилева Пильцем и Щегловитовым Император делился своими планами: с наведением порядка нужно повременить до начала весеннего наступления русских армий. Победы на фронтах в корне изменят ситуацию, и тогда можно будет отстранить деструктивную оппозицию и начать необходимые общественные и государственные реформы (в том числе дарование независимости Польше). Очевидно, что в разгар войны начинать такие преобразования было бы безумием.

Но это понимал не только Государь.

Вот признание П.Н Милюкова из его письма Иосифу Ревенко в январе 1918 года:

«Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было предпринято нами вскоре после начала этой войны. В конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, в результате коего сразу в корне прекратились бы всякие намеки на недовольство и что вызвало бы в стране взрыв патриотизма и ликования».

Упоминаемый уже нами Иван Лукьянович Солоневич, анализируя события тех дней, писал:

«Государь Император был перегружен сверх всяческой человеческой возможности. И помощников у него не было. Он заботился и о потерях в армии, и о бездымном порохе, и о самолетах И. Сикорского, и о производстве ядовитых газов, и о защите от еще более ядовитых салонов. На нем лежало и командование армией, и дипломатические отношения, и тяжелая борьба с нашим недоношенным парламентом, и Бог знает что еще. И вот тут-то Государь Император допустил роковой недосмотр: поверил генералам Балку, Гурко и Хабалову. Именно этот роковой недосмотр и стал исходным пунктом Февральского дворцового переворота. (…) Это предательство можно было бы поставить в укор Государю Императору: зачем он не предусмотрел? С совершенно такой же степенью логичности можно было бы поставить в упрек Цезарю: зачем он не предусмотрел Брута с его кинжалом?»

Самонадеянные генералы, которых во многом выпестовал и провел по служебной лестнице Император, предали не только его, но и всю Россию. Они без особого сопротивления дали убедить себя в необходимости свержения Государя. Они с еще большей охотой уверили себя, что именно они, а не этот надоевший всем «бездарный император» — должны войти победителями в Берлин, Вену и Константинополь.

Кстати, два слова о Константинополе. Часто представляют, что наши «грезы» о Константинополе — это некий великодержавный идиотизм. Ничего подобного. Главное (особо это стало понятно после поражения в Крымской войне) то, что свободный постоянный проход через проливы в Средиземное море для России — это и важнейшие вопросы национальной безопасности, это важнейший фактор экономики. Договор Сайкса – Пико был, с одной стороны, победой Николая II, а с другой — подпись под этим договором была и подписью под приговором ему самому: наши западные «партнеры» вовсе не собирались этот договор исполнять, чему имеется немало письменных и весьма циничных свидетельств.

В рамках нашего разговора, разумеется, невозможно упомянуть все или даже многие необычайно важные события, свидетельства и факты. Это и визит в Петроград лорда Мильнера, и участие американских банкиров, и подрывная, по-другому не скажешь, деятельность Думы, и беспомощные, а потом и подлые действия многих официальных монархистов, и широкий анализ ошибок правительства… Хотя об этом, последнем и важнейшем мы поговорим в финале нашей встречи.

Генералы, написавшие своему императору и главнокомандующему те самые телеграммы об отречении, вскоре глубоко каялись. Алексеев говорил: «Никогда не прощу себе, что я поверил, что отречение государя императора Николая II повлечет за собой благо России». Генерал Эверт рыдал, когда узнал о гибели царской семьи, и признавался своей жене: «Что бы ни говорили, а мы предатели — предатели присяги, и мы виноваты во всем этом». Алексеев с запоздалым раскаянием организовал белое движение и преждевременно умер в Екатеринодаре от воспаления легких.

Генерала Рузского — жестокого и самонадеянного человека, безжалостно унижавшего Николая II в часы отречения — большевики зарезали как заложника в Пятигорске. Генерал Алексеев преждевременно умер в Екатеринодаре от воспаления легких. Генерала Эверта в 1918 году пристрелил красный конвой в Можайске. Генерал Сахаров был расстрелян анархистами в Крыму. Генерал Брусилов перешел на службу в Красную армию, дожил до семидесяти двух лет на службе у большевиков, которых ненавидел. Лев Троцкий злорадно, но, к сожалению, справедливо впоследствии писал:

«Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там уютные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты. Каждый спасался как мог».

Павел Милюков — министр иностранных дел в первом Временном правительстве князя Львова горько признавался: «История проклянет вождей наших, так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю».

Таких запоздалых раскаяний было много, очень много.

Российское просвещенное общество: «Пусть
победят немцы, только бы не Романовы!»

Наряду со всем этим можно сказать: были английские интересы, были французские интересы, были германские интересы, были наши элиты, которые стремились к полной власти, но, в первую очередь, двигателем этой революции, всего этого беззакония, было в целом российское общество. Не только роковые ошибки правительства, заговоры, предательства, в целом несомненные болезни деградации аристократическо-дворянской монархии повлияли на события Февральской революции, но главное — полная поддержка общества.

Мы должны коснуться еще одной чрезвычайно важной и актуальной темы — это российское интеллигентное общество, без активнейшей поддержки которого немыслимы февральские события. В те дни в Петрограде был человек, который, с моей точки зрения, лучше других увидел и определил одну из глубинных причин парадоксального и смертельного противодействия общества и власти. Во всяком случае того общества, которое обычно называют просвещенным, а проще — нашей интеллигенцией и полуинтеллигенцией. Этим человеком был посол Французской республики в Петрограде Морис Палеолог. Вот что он сказал о нас и что нам важно осмыслить и запомнить: «Ни один народ, — заключил свои наблюдения над Россией Морис Палеолог, — не поддается так легко влиянию и внушению, как народ русский».

Системные «влияния и внушения», которые были применены к обществу извне и изнутри, возымели громадное приятие этих воздействий, небывалый по искренности гражданский отклик, а вслед за этим деструктивные и для страны, для народа и в первую очередь для самих членов «просвещенного общества» самоубийственные действия. Эти действия могли простираться от реального террора, в котором участие «просвещенного общества», интеллигенции и дворян было в целом доминирующим (Софья Перовская, А.Ульянов, многие другие), до прямой по сути нравственной поддержки со стороны интеллигенции террора против государственных структур.

Известны поразительные результаты спонтанных опросов тогдашней профессуры и студентов относительно того, следует ли сообщать в полицию о готовящемся террористическом акте против чиновников: общий ответ — «нет». Или, скажем, на вопрос: кому бы вы подали руку: террористу-убийце или министру, общий ответ: «террористу».

Россия в начале царствования Николая Александровича представляла собой страну с огромным количеством проблем, главной из которых было противоречие между властью и обществом. Власть так и не сумела найти общий язык с обществом. А общество категорически не желало находить этот общий язык. Результаты нам известны.

Такое поведение общества характерно для подросткового сознания, соответствует подростковому периоду развития человека, характеризующемуся полным отсутствием внутренней гармонии, негативизмом, противлением родителям, воспитателям, старшим. Слепая ломка привычных авторитетов, капризно-болезненное желание тотальной самостоятельности при отсутствии какого-либо реального опыта и достаточно развитых умственных способностей. Это подростковое сознание в нашей великой русской интеллигенции — болезнь хроническая и неизбывная. Периодами она отпускает, мы мудреем после неслыханных испытаний. Но потом снова хронический недуг с новой силой возвращается если не ко всем, то к немалой части нашего российского общества. Достоевский вполне изучил и патогенез и течение этой болезни и описал в третьем сне Раскольникова ее течение в самом запущенном виде:

«Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались».

Ничего не напоминает?

Ни в одной стране мира не было такой прослойки образованного общества, которая бы столь принципиально и постоянно противилась любому действию своих государственных властей. Этот подростковый комплекс — важнейшая проблема русской жизни. Причем и по сей день группы и сообщества (независимо от их либеральной либо консервативной направленности), одержимые подобного рода гордостным подростковым сознанием, аргессивнейше мнят себя самыми здоровыми и единственно правыми представителями народа.

Одним из лозунгов части интеллигенции во время Первой мировой войны был: «Пусть победят немцы, только бы не Романовы!» Это потом они будут оплакивать прежнюю жизнь в Парижах, в Белградах, хвататься за березки, лить слезы, а тогда…

Один пример. У меня есть близкий друг — Зураб Михайлович Чавчавадзе — из княжеской семьи, русская дореволюционная элита. Его мама, Мария Львовна, которой в 1917 году было около семнадцати лет, рассказывала: они тогда жили в Царском Селе. Однажды в гости на чай пришла соседка, тоже аристократка из великосветского общества. И во время беседы гостья произнесла такие слова: «Ну когда же эти мерзавцы освободят нас от своего присутствия?» Мать Марии Львовны спросила: «Кого же вы имеете в виду?» Гостья ответила: «Эти… Романовы!» Тогда хозяйка дома встала и сказала: «Я прошу Вас оставить мой дом и больше никогда к нам не приходить». С тех пор их семья стала изгоем в Царском Селе. Им объявили бойкот. Они стали нерукопожатны. С ними перестали здороваться.

Теперь по поводу «внушения». И до войны, а особенно во время войны отечественная пресса наводнилась огромным количеством самых мерзких и лживых сплетен. Это были бесконечные толки о том, что императрица — немка по происхождению — германский шпион, что телеграф из Царского Села проложен прямо в ставку Вильгельма, императрица выпытывает все военные тайны у мужа и сообщает врагу. Именно поэтому, говорили ужасаясь и совершенно серьезно, именно поэтому наша армия отступает. Поголовно все были убеждены, что Россией управляет грязный, безграмотный, развратный мужик — Распутин. Через императрицу, слепо ему верящую и, более того, являющуюся его любовницей, он диктует Николаю свою волю. Всех их объединили одним клеймом: «темные силы». Жить под властью таких темных сил становилось поистине невыносимым. Если и вправду, конечно, поверить во все это. «Кипит наш разум возмущенный!»

К несчастью, страна в лице своей элиты, а затем и простого народа в это поверила. И как не поверить?! Об этом говорили вслух в великосветских салонах, в Думе, в чайных, в министерствах, в университетах, на фронтах.

 

Вскоре после Февральской революции была организована первая ЧК в новой России — Чрезвычайная следственная комиссия. Одним из ее секретарей, кстати, был Александр Блок. Главной задачей чрезвычайной следственной комиссии было расследование и подготовка к общенародному суду самых высокопоставленных преступников против интересов России, в первую очередь персонажей тех самых «темных сил». Можно себе представить, с каким рвением и пристрастием принялись следователи за эту доверенную им народом и Временным правительством работу, результаты которой всем казались совершенно очевидными: об антинародной и постыдной во всех отношениях деятельности верхов говорила вся страна и даже весь мир. Через несколько месяцев допросов, следствий, изучения огромного массива изъятого материала комиссия не нашла ничего, подчеркну — ничего — компрометирующего ни на императора, императрицу, ни на самых близких их соратников. Заключения этой комиссии имеются в архивах в открытом доступе, их может посмотреть каждый.

Еще на тему влияния Александры Федоровны, а через нее и Распутина на мужа-«подкаблучника». Сергей Ольденбург обнаружил семнадцать писем царицы, в которых она либо давала советы своему мужу, в том числе во время войны, либо передавала советы «нашего друга», то есть Распутина. Действительно, такие письма и такие советы были. Но ни один из них император в жизнь не претворил, что и было установлено пораженными от такого открытия следователями Чрезвычайной следственной комиссии.

А я вам скажу по секрету: лучше бы он послушался!
Александра Федоровна была совершенно поразительным человеком в нашей истории. Немка, воспитанная при дворе английской королевы, она стала истинной русской и вобрала в себя лучшие черты всех культур и народов, ее воспитавших. Вкупе с блестящим образованием и недюжинным умом все это сделало ее одной из самых проницательных и мудрых сердцем женщин России. Поражаешься ее письмам, касающимся именно советов мужу. Что ни просьба, что ни предложение — то, что называется, «в десятку»! Цитирую смыслы по памяти: «Закрой Думу до окончания войны, там рассадник революции! Арестуй Гучкова, Рузского!» (главные заговорщики, соблазнившие командующих фронтами). И так далее, и так далее…

Больше всего она напоминает Кассандру — древнегреческую мифологическую пророчицу, которой никто не верил, но предсказания которой всегда сбывались. Николай Александрович принципиально ее не слушал.

У императора доминировало внутреннее убеждение, что он, облеченный некой особой харизмой, должен сам — самодержавно — править. В этом был немалый элемент фатализма, который, в общем-то, во многом и сыграл роковую роль. Это особый разговор, как и почему укоренилось у нас именно такое представление о царской власти. Но уж «подкаблучником» Александры Феодоровны и «послушником» Распутина он и близко не был.

Что касается Распутина, то это также была особая фигура. Почитайте замечательную книгу «Григорий Распутин-Новый» писателя и ректора Литературного института Алексея Варламова. Это очень солидное исследование. Распутин был человеком, вполне возможно и неоднозначным, но, несомненно, оболганным. Клевета против него, распространяемая с завидной системностью и в громадных масштабах, была одним из самых действенных инструментов по расшатыванию государственного строя, дискредитации власти, низвержению престижа императора и императрицы.

Почему в царской семье его принимали? Мы знаем о способностях этого человека останавливать болезнь наследника. Но были и другие факторы, заставляющие серьезно задуматься.

Вот его письмо от 1914 года, написанное накануне войны императору. Послушайте:

«Милый друг, еще раз скажу: грозна туча над Россией, беда, горя много темного и просвету нет. Слез-то море — и меры нет, а крови? Что скажу? Слов нет, неописуемый ужас. Знаю, все от тебя войны хотят — и верные, не зная, что ради гибели хотят. Тяжко Божие наказание, когда ум отнят,— тут начало конца. Ты — царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победят, а Россия? Подумать, так воистину не было больше страдалицы, вся тонет в крови великой, погибель без конца, печаль».

Автограф письма находится в Йельском университете. Что тут сказать?.. Распутин — загадочная фигура в нашей истории. Мы не знаем о нем всего, а может быть, узнаем только на Суде Божием, что это был за человек. Есть свидетельства негативные? Есть. Есть свидетельства совершенно иные? Несомненно.

Но вернемся к просвещенному русскому обществу. Помните, у Пушкина: «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад!» Русское общество охотно и, скажем честно, с радостным злорадством поддалось на системный, продуманный до деталей обман относительно действий императора, создало в стране атмосферу тотального неприятия Николая II. Императора вынудили отречься, «креативное общество» взяло власть в свои руки и в лице восторженно принятого им Временного правительства с невиданной доселе на Святой Руси дурью сгубило страну, подготовило идеальные условия для прихода к власти самых отпетых и беспринципных экстремистов.

«Надо изумляться, с какою готовностью и безответственностью, с каким отсутствием патриотизма и достоинства русская революционная интеллигенция предоставила Россию западноевропейским экспериментаторам и палачам» (И. Ильин).

Потом мы отчасти опомнились. После ленинского террора, после бойни гражданской войны русский народ стал приходить в себя и с невиданным энтузиазмом созидать то единственное, что мы можем и привыкли создавать на путях государственного строительства — империю. Мы ее и создали — красную, советскую.

Подытоживая тему российского просвещенного общества, приведу слова человека, который накануне февральских событий предупреждал Государя о грядущих потрясениях. Великий князь Александр Михайлович, фигура неоднозначная, но, несомненно, личность проницательная и мудрая, находясь уже в эмиграции в Париже, писал:

«Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий, придворных званий, банкиров, издателей, аристократов, профессоров и других общественных деятелей, живущих щедротами империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян, полиция справилась бы с террористами, но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в книгу самых знатных дворянских родов, оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.

Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про царя и царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, председателем Совета министров в 1905–1906 годах, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитирующими царскую семью? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованием наши неудачи на японском фронте?
Как надо было поступить с членами Государственной думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существует беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими, вверенными Царем армии, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более, чем победой над немцами на фронте? Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов доброе старое время».

И наше общество вновь повторило свои ошибки.

Но не только общество было виновато. Государь Николай Александрович был самодержцем, он отвечал за свой народ и за свою страну. Мы почитаем его как святого за его христианскую жизнь в период заточения. Мы отдаем должное его выдающемуся государственному таланту, его поразительному терпению, жертвенной любви и преданности своему народу, его вере. Это был поистине удивительный человек и, быть может, самый трагический из русских государей. Но сейчас, оборачиваясь на тот период, мы понимаем, что нам необходим такой исторический анализ, чтобы провести, как мы условно говорили, «работу над ошибками». Мы начали нашу беседу со слов Василия Осиповича Ключевского. Подходя к завершению, вспомним еще одну его мысль: «Почему люди так любят изучать свое прошлое, свою историю? Вероятно, потому же, почему человек, споткнувшись с разбега, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения».

В феврале – марте 1917 года император действовал, как представляется, абсолютно верно — ситуационно, тактически. Но что же было упущено царским правительством ранее? Где были принципиальные стратегические ошибки, ставшие роковыми?

Император Николай II даровал обществу свободы, создал парламент, но при этом не смог создать механизма, контролирующего возможные деструкции. Его правительства не могли преодолеть многих и тяжелейших болезней, связанных с несомненной деградацией аристократическо-дворянской монархии.

Создание нового жизнеспособного государственного механизма в новых условиях, в условиях парламентской жизни было необычайно сложной задачей, и она являлась тем более сложной, что все это было впервые: у России еще не было такого опыта.

Николай Александрович одержал победы на фронтах войны, несомненные победы в промышленном и социальном строительстве, но потерпел сокрушительное поражение в том, что касается консолидации общества, в выстраивании созидательной работы с самыми разнообразными элитами, с прессой, потерпел поражение в области идеологической.

Соединить и развивать самые разные и противоречивые части общества, воодушевить их единой задачей, в конце концов управлять этим обществом в интересах народа и государства — вот этого царское правительство сделать не смогло.

А наше общество вновь в 1991 году повторило свои ошибки. Опять тотальный «подростковый негативизм», опять «до основанья, а затем…», развал великой страны, опять нищета, унижение, опять мучительные бедствия народа… Это вновь проявление тех самых наших неизбывных хронических болезней. Надо это понять, отдавать себе в этом трезвый отчет и извлекать все-таки уроки из прошлого.

Февральская революция: что это было

Источник

Views: 58