Отец световой день занят на заводе. Когда закончили наладку, его призвали на фронт. Заканчивался 1941 год. Мама осталась с двумя детьми. Им выделили маленькую комнатку, без удобств. Печка — буржуйка, дымоход выходил в форточку окна. Туалет во дворе, воду приносили из колонки. Главным водоносом был маленький Аркадий. Особенно тяжело было зимой, когда и колонка, и всё вокруг покрывалось льдом. Он долго не мог приспособиться к коромыслу, на котором носил два ведра.
Закончился декретный отпуск у мамы и она вынуждена была выйти на работу. Она была единственнная кормилица в семье, получающая хлебные карточки. Аркадий пошёл в первый класс. Утром в школу, возвращался к двум часам. Мама работала во вторую смену. На его попечении оставался маленький Миша. Школьные военные годы запомнились холодом и голодом — есть хотелось всегда. Мама давала Аркадию в школу бутылочку. В ней почти на донышке было немного молока, которое она получала как кормящая мать, и маленький кусочек хлеба. Молоко и завёрнутый в бумажку хлеб он носил в авоське. (Авоська — сумка тех времен, сплетённая из хлопчатобумажных нитей. Складывалась в небольшой комок. Обычно её носили всегда в кармане — авось пригодится. Отсюда и название). В школе дедовщина. В первый же день старшие школьники отобрали его скудный обед да ещё дали подзатыльник. Было очень обидно. Выросший на улицах одесской Молдаванки, он рано научился давать сдачи. На следующий день, когда к нему вновь подошёл хулиган, Аркадий размахнувшись авоськой с бутылкой, ударил обидчика по голове. Вызвали мать, хотели исключить из школы, но больше его не обижали. Четвёртый класс закончил с отличием и получил похвальную грамоту.
Одессу освободили в апреле 1944 года. В родной город они вернулись летом 1945-го. Квартира Бортников была занята. Освобождать никто не собирался. Только в 1947 году, когда отец пришел с войны, после судебного разбирательства, квартиру вернули законным хозяевам. А пока они поселились в квартире погибших дедушки и бабушки. Им повезло, так как прежние жильцы — полицаи, занявшие их квартиру, бежали вместе с румынами.
В сентябре 1945-го Аркадий пошёл в 5 класс. Детей мало, в их классе всего 10 учеников. Администрация города принимает решение объединить несколько школ. Класс Аркадия переводят в школу №118. Ученики не очень рады. Школа рядом с домом, маленький класс, привыкли друг к другу. Всем классом ходили с жалобой в Районо, ничего не помогло. Мог ли Аркадий предположить, что перевод в новую школу окажется судьбоносным, изменившим всю его жизнь. Именно тогда состоялась встреча Аркадия Бортника с будущим писателем Михаилом Жванецким. Это произошло 6 ноября 1945 года.
Как и все советские дети, они были пионерами, комсомольцами. Аркадий избирался старостой, комсоргом. Три человека в классе шли на золотую медаль. Жванецкий, Бортник, Кравцов. Увы, шли, шли, но дошли не все. Медаль получил только Кравцов. С горестным юмором об этом напишет Михаил Жванецкий:
«Я вырос в смертельной борьбе за существование. Откуда этот юмор? Где его почва? Везде — от окончания школы до поступления в институт. Учителя предупреждали: парень идет на медаль. Шел, шел, шел, потом: нет, он еврей, — и где-то в 10-м классе я перестал идти на медаль. Ни черта не получилось — еврей! Потом опять еврей, и снова еврей — все время я натыкался на это лбом, у меня не было того — самого главного… Я всегда говорил: «А вы могли бы в этой стране прожить евреем?». Когда вижу антисемита, мне хочется спросить: «Ты что, завидуешь?». Я же не вылезал из конкурентной борьбы. То подожгут, то не дадут, то обидят, то вообще задавят. Одно, другое, третье — и все время ты сглатываешь, сглатываешь… Сейчас я закончу формулировкой: неважно, кем ты был, — важно, кем стал.
И дальше продолжает — Что движет евреем — чувство опасности. Что защищает еврея — чувство юмора. Еврей — это болезнь или образ жизни? Еврей — это подробность. Это бензин страны. Свобода расширила понятие «еврей», сюда входят люди разных национальностей, мало-мальски интеллигентные и талантливые».
Перед уходом Михаил Жванецкий, вспоминая свою жизнь, подводит итог:
«Вся штука в том, что ты стремишься в институт, в консерваторию, в скрипку, в науку, в спорт, лезешь наверх, напрягая все силы, чтобы доказать, что ты не еврей. И наступает момент, когда ты становишься не евреем, а Ойстрахом, Гилельсом, Плисецкой или Пеле. Но всегда будут люди выше или наравне с тобой, и для них ты опять еврей. И что тебе тут посоветовать, кроме как принять, наконец, это звание и умереть среди своих».
И он принял это звание и стал МИХАИЛОМ ЖВАНЕЦКИМ, и умер среди своих…
Но вернемся к Аркадию. В его жизни были два увлечения. Первое — с шестилетнего возраста, когда родители подарили ему детский барабан. С тех пор он с ним уже не расставался. Помните реплику Бориса Друккера: «Он кошмарный ударник по своим родителям и по моей голове». А Аркадий, привыкший всё далать на отлично, стал прерасным ударником. Когда Михаил Жванекий поступил в Одесский институт инжегнеров морского флота, где впервые вышел на сцену, их оркестр покинул ударник. Михаил Жванецкий пригласил Аркадия, который к тому времени стал известным в городе музыкантом. И все годы учёбы Жванецкого выступал на сцене института.
В 7 классе два друга, Жванецкий и Бортник, увлеклись гимнастикой. Записались в секцию спортзала «Труд». Добились результата, сдали на второй разряд. На городских соревнованиях представляли свою школу.
Но главным увлечением всей жизни Аркадия стала радиотехника. Он посещает кружок станции юных техников. Вначале примитивные радиоприёмники, радиоуправляемые самолёты. Затем более сложное. А тем временем звучит последний звонок. Медали не получил, но уже мог отремонтировать любой радиоприёмник. Заработал первые деньги на поход с подругой в кино, в кафе-мороженое.
И свой выбор Аркадий уже сделал — будет поступать в Одесский Институт связи. Первый экзамен — русская литература. Уроки легендарного Друккера не пропали зря. «Отлично» по сочинению, «отлично» по литературе. Следующий экзамен — письменная математика. Абитуриенты сидели по одному за столом. Всё шло хорошо, Аркадий легко справился с задачей и двумя примерами, уже собирался сдать экзаменационный лист, когда сосед, сидящий за ним, тронул его за плечо. Он обернулся: «В котором часу мы заканчиваем?» — спросил сосед. Аркадий не успел ответить, когда подошёл преподаватель, не говоря ни слова, написал на его экзаменационном листе: «разговаривал на экзамене». На следующий день вывешены результаты сданных экзаменов. Против своей фамилии он увидит — три. Когда Аркадий потребовал, чтобы ему показали экзаменационный лист, ему объяснили — вы допустили серьёзное нарушение, разговаривали на экзамене, результат понизили на два балла.
Оставалось ждать следующий год и повторить попытку. А пока решил устроиться на работу. Вскоре стал работать грузчиком на полставки, на Инструментальный завод. В свободное время продолжал ремонтировать радиотехнику. Об этом узнают сослуживцы. Появился дополнительный заработок.
Проходит год, Аркадий подает документы в Одесский политехнический институт. Готовился очень тщательно, ошибиться нельзя. На вступительных экзаменах обычно предлагали сочинения на три темы. Две по программе школьной литературы и одна — свободная. Аркадий готовит сочинение на вольную тему. Вызубрил наизусть, память позволяла это сделать. Первый экзамен — сочинение, он уверен в успехе. На следующий день, придя в институт, подходит к вывешенным результатам. Шок: Бортник — тройка! Обращается в приёмную комиссию, просит показать сочинение. Преподаватель, принимавший экзамен, заявляет: «Так написать десятиклассник не может, я убеждена, что вы его списали». С трудом сдерживая себя, он говорит: «Я готов в вашем присутствии написать сочинение, прямо сейчас». — «Не устраивайте цирк, здесь не глупее вас. Я принимаю экзамены не первый год, десятиклассник так написать сочинение не может».
В справочнике поступающих Аркадий прочёл о том, что продолжается набор документов в Киевский Политехнический институт. Через несколько дней он уже в Киеве. Самое удивительное, его зачисляют на заочное отделение по результатам только что сданных в Одессе экзаменов. Так он становится студентом.
Но, как пел Утёсов: «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь.» Первая настоящая любовь и на всю жизнь. Её зовут Нина. Свадьба, рождение сына, нужно содержать семью. К этому времени он уже полноценный работник. В центре Одессы открывается мастерская предприятия «Рембыттехника», нужны радиотехники.
Месячное испытание, и очень быстро Аркадий становится одним из лучших специалистов в городе. Все стараются попасть к мастеру Бортнику. О таких в народе с уважением говорили: Мастер золотые руки.
Первым освоил обслуживание слуховых аппаратов. Cтал единственным специалистом по всей Одесской области и Молдавии. Пробовали и другие, но все шли к Бортнику.
В стране начинают выпуск фотовспышек. Единственный таллинский завод-изготовитель заключил с Бортником договор на гарантийное обслуживание. В 1976 году завод в Таллине объявляют Всесоюзный конкурс среди профессионалов — мастеров по ремонту их изделий. В конкурсе участвовало более 3,5 тысячи человек. По итогам конкурса первое место решено было не присуждать, второе место и денежную премию получил Бортник.
Когда начальник мастерской уходил в отпуск. Замещать себя оставлял Аркадия Бортника. В один из таких периодрв раздался телеыонный звонок.
— Мне нужен начальник мастерской?
— С кем я говорю? Спросил Бортник
— Управление Госбезопасности, Меня зовут Иван Ивнович.
Небольшое замешательство и Бортник оветил:
— Слушаю Вас?
— Завтра приглашаю в наше управление. За вами приедет машина к 12.00
— Могу я узнать по какому вопросу? спросил Аркадий
— При встрече, всё объясню.
Ночь у него была бессонной. На следующий день, всё валилось из рук. Ровно в 12.00 стук в дверь, вошёл сотрудник и вежливо сказал — прошу, машина ждёт.
На тротуаре стояла черная волга. Через десять минут уже подъзжали к Комитету. Впервые в жизни Аркадий пререступил порог столь грозной организации. В голове всё время крутился вопрос, что произошло? Зачем я им нужен? Ответа не было… Без всякого пропуска они прошли мимо часового, поднялись на второй этаж. И его сопровождаущий указал на дверь. На стук, он услыхал: «Входите».
Большой кабинет Слева диван, журнальный столик. Справа у окон длиный стол для совещаний. В глубине дверь, вероятно в комнату отдыха. За массивным столом сидел человек лет пядидесяти в импортном костюме. — Присаживаетесь — обратиля он к Бортнику. Аркадий сел и выжидалюще посмотрел на хозяина кабинета. — Понимаете — приоизнес он — у жены сломалась швейная машина «Зингер», не шьёт. Нужно, чтобы вы прслали мастера — и протянул листок с адресом. Аркадий сразу успокоился. — Скажите, пожалуйста, ведь вы могли просто позвонить.— А мне хотелось познакомиться с вами. — произнес кагебист. На этом визит закончился и Аркадия отвезли на работу.
Вернемся в его рабочий кабинет. Акунин верно подметил: «Каждый человек в чём-то обязательно талантлив. Но большинство, прожив свою жизнь, не подозревают в чём их талант. И счастлив тот, кто сумел открыть его при жизни, и занимается любимым делом». Тогда профессия приносит не только радость, но и обеспечивает достойное существование.
Таких счастливчиков, к сожалению не очень много. Но к ним смело можно отнести Аркадия Бортника.
Михаил Жванецкий любил приходить к Аркадию на работу. Мастера сидели в большом зале, каждый за своим рабочим местом. И только у друга был небольшой кабинет. Жванецкий садился у окна, наблюдал за тем, что делает Аркадий, внимательно слушал его телефонные беседы с клиентами и постоянно что-то записывая в свою записную книжку. Так под пером писателя родился портрет обаятельной фигуры — человека, обо всём имеющего свои суждения, неспособного никому ответить молчанием, отказом. Этакий энциклопедист нашей жизни, немного смешной своей добротой и домашней отвагой. Миниатюру, посвящённую своему другу, Жванецкий назвал: «Специалист».
Сам Жванецкий рассказывал, что диалог с одними ответами рождался в кабинете Аркадия, в Одессе на улице Чижикова.
В этой миниатюре проявилась ещё одна грань таланта большого писателя — когда в своём остроумии он легко выходит за пределы реальности, выступая в роли фантаста, рисуя образ не только первоклассного специалиста, но и человека с доброй, широкой душой… Прочтите монолог и Вы поймёте с какой любовью, с каким уважением к другу он написан:
«Специалист
— Бебеля, двадцать один, квартира три, — нет звука?.. А изображение?.. Нормальное… Хорошо… Я буду у вас с пяти до семи… Пожалуйста…
— Да, да… Слушаю… Плохо шьет?.. Строчку не дает?.. Немецкая… Свердлова, восемь, квартира сорок семь… Буду до пяти… Пожалуйста…
— Алло… да, я… Почему болит?.. А вы согревающий компресс на ночь… Нет, мой дорогой. Кто кого лечит?.. Я же вам оставил рецепт… Как — потеряли?! И что, температура поднялась?.. Тридцать восемь и три… Ничего без меня не принимайте. Только горчичники к ногам. Я буду у вас между шестью и восемью… Лежите спокойно.
— Да… Снова замолчал… А вы ему телеграмму давали?.. Я же вам продиктовал текст… Ну, пишите: «Надоедать не буду. Но хочу оградить тебя от неприятностей. Жду на вокзале у газетного киоска в двадцать часов. Наташа». Прибежит. Мужчины трусливы. Если позвонит, не разговаривайте. Все при встрече. Потом мне расскажете… Не за что…
— Алло… Это вы… Я вам неправильно предсказал. Вместо большой дороги в казенный дом следует читать: «Задуманное вами исполнится вскоре. Вас ожидает большая радость и спокойная жизнь, что вам будет в награду за пережитое. Насчет личных интересов можете не сомневаться. Они окончатся удачно, и в жизни вашей удачи будут продолжаться вплоть до преклонных лет…» Записали?.. Если что-нибудь будет неправильно, позвоните, уточним… Я думаю, все будет хорошо.
— Да… Алло… С этим?.. Попробуйте сметану с пивом за четыре часа до. Полное отключение радио и телевидения. За три часа — чай с малиной и коньяком. Мюзик-холл с коньяком в антракте. Минут за двадцать — крепкий кофе с лимоном. Проветрите комнату и позвоните мне. Если не поможет, будем действовать током… Шестьсот вольт. Решающее средство… Всего доброго… В любое время…
— Замдиректора камвольного комбината?.. Минуточку!.. 298-18-23, с восьми до семнадцати… Пожалуйста.
— Да, да… В «Смене» сегодня «Люди и розы», сеансы в восемь, десять, двенадцать и так далее через каждые два часа… Пожалуйста…
— А-а! Арнольд Степанович!.. Откладывается у вас ревизия… Она нагрянет внезапно, восемнадцатого января, в десять утра… Будьте здоровы. Звоните…
— Да… Слушаю вас, товарищ… Нет, мой дорогой. Так перед людьми не выступают… А мы вот взгреем вас на коллегии. Тогда вы возьметесь за дело… Что значит — записочки посылают? А вы отвечайте… Ну, мой милый, вы за это зарплату получаете. Все!
— Шестнадцатый. Я — Таганрог. Посадку разрешаю… Ветер тринадцать боковой…
— Алло… Да… Пылесос «Ракета»? Бьет током?.. Провод не отсырел?.. Попробуйте просушить… Канатная, четырнадцать, квартира три… Буду у вас до трех…
— Натирку полов сейчас некому… Звоните в пятницу.
— Да-да… Не подошла?.. Ей тридцать пять… Вам пятьдесят пять, слава богу… Не читает газет… Что вы от нее хотите?.. Она не знает, где Лаос?.. Так объясните ей. Постойте… Вы просили… Вот у меня записано… Не старше тридцати пяти. Блондинку. Не больше одного, не старше десяти. С высшим. С удобствами. Не выше третьего этажа. Район Парка культуры… Ничего насчет газет… Ах, вы решили добавить… Надо заранее… Записывайте. Лесной проспект, восемнадцать, корпус три, квартира четырнадцать… Библиотекарша. Вся периодика — через нее.
— Что у вас?.. Ого!.. Завтра вводите новую камеру Вильсона… В Серпухове?.. Посчитайте заново эффект Броуди — Гладкова. Подставьте лямбда 2,8 вместо 3,1… Да. Должно сойтись… Держите меня в курсе…
— Нет, мальчик, амнистии в этом году не будет.
— У вас что?.. Пьеса… А вы попробуйте поменять концовку. Не грустно лег, а радостно вскочил… И не на кладбище, а в санатории… И позвоните мне… А сейчас, извините, у меня обед…
Он развернул бумажку. Прижал пальцем котлетку к кусочку черного хлеба и начал есть, глядя в пространство.»
В комнатке, где трудился Аркадий, висел прейскурант. На нем перечислялись услуги, которые он оказывал и их стоимость. Однажды, Жванецкий, взяв карандаш, написал на этом прейскуранте: «А сколько стоит — ПОГОВОРИТЬ?».
Ещё один смешной эпизод. В осенне-зимнее время друг приходил в верхней одежде. В помещении было тепло, одежду снимал. В комнате Аркадия не было вешалки, и куртку вешал на спинку стула. Несколько раз он просил забить гвоздь, на который можно было бы повесить куртку. Аркадий всё время забывал. Через некоторое время в его книге жалоб и предложений, Михаил Михайлович карандашом написал: «Несмотря на обращение к мастеру, гвоздь был вбит не был». После этого гвоздь был вбит…
Жванецкий, вернувшись из Австралии, где он встретился с Аркадием в 2003 году, напишет:
«Выражаю личное мнение о будущем, имея в виду что-то вроде конца ХХ века, начала ХХI века. Этим жарким летом мне показалось: дружба будет торжествовать повсеместно. Под этим будет пониматься что-то иное, чем сейчас, но в ней будут искать опору и утешение».
До последних дней был поддержкой своему другу и находил опору в любознательном, мудром, доброжелательном товарище.
Нам, почитателям его таланта, Михаил Жванецкий оставил огромное наследие. Остроумную энциклопедию о нашей непростой жизни. Его единственным инструментом было слово и обладая великолепным чувством языка, играя словами, произнося привычную для нас фразу, после небольшой паузы он добавлял нечто такое, от чего зал взрывался, где бы он ни выступал. Многое он писал о себе, но всегда обращался к нам.
«Ум и талант не всегда встречаются. А когда встречаются, появляется гений, которого хочется не только читать, но и спросить о чем-то»
«Ты такой, какая женщина возле тебя».
«Если каждому — по труду, то самым богатым должен быть Сизиф».
«Что такое юмор? Что такое талант? Это очень просто. Это переживать за других».
«Не водите машину быстрее, чем летает ваш ангел-хранитель»
«Вначале было Слово…. Cудя по тому, как развивались события дальше, Слово было непечатным».
Обычно свои дни рождения Михаил Михайлович, проводил в компании друга. Когда он жил в Одессе — это было просто. Поселившись в Москве, Жванецкий либо прилетал на эти дни в Одессу, либо приглашал Аркадия с супругой в Москву, оплачивая перелёт и гостиницу.
На этих встречах знакомил с друзьями. Так он познакомился с Зиновием Гердтом. Гердт расспрашивал о Жванецком, об их дружбе, интересовался судьбой Аркадия. Неоднократно приглашал в кукольный театр «Образцова», где он работал.
«Я бы говорил только на русском, я слишком на него потратил много времени», — написал Михаил Михайлович и найдётся в мире очень мало тех, кто разговаривая на русском, не знает имени Михаила Жванецкого. В советское время бытовал штамп: «Писатели — инженеры человеческих душ». Но, согласитесь, трудно найти лучшего знатока наших душ, чем Михаил Жванецкий.
Во время Конгресса психологов СНГ он был приглашен почётным гостем, ему вручили золотую медаль «Лучший психолог страны».
«Я покрутился на симпозиуме, мне присвоили это звание, прицепили под аплодисменты медаль. Я очень горжусь этой медалью. Это единственная моя медаль. Они считают, что своими произведениями я способствую чему-то. Это их диагноз. Я не возражаю».
У всех Великих было своё время — время Пушкина, Достоевского, Гоголя, Чехова, Бабеля. А нам выпало счастье жить во времени Жванецкого. Довольно жестокое время, когда его творчество не признавали власть имущие, не публиковали его книг, не допускали на телевидение, запрещали выступать. И его, чьи произведения записанные на магнитофонной плёнке знала вся страна, изгоняли из своей родины — Одессы, из своей страны — Украины.
И как бы ни относиться к великому Райкину, долгое время исполнявшему миниатюры Жванецкого, которые уже давно стали классикой жанра, нельзя было найти имени автора на его афишах. И только через год Райкин принял Жванецкого на работу завлитом. Но вскоре, выпустив отдельную программу по его произведениям, он увольняет Жванецкого из театра.
«Когда Райкин меня уволил с криком, с моим криком, с моими слезами, я переживал неделями, я спивался, валялся один и очень умная женщина, завотделом культуры, к сожалению, не помню ее фамилии, сказала мне: «Миша! Вы будете благословлять тот день, когда он вас уволил. Вы поймете, что он сделал это вовремя для Вас. Сейчас Вам 33, вы в расцвете сил, вы начинаете жизнь и вы станете знаменитым именно после этого».
Так и случилось, в «возрасте Христа» он начал свой звёздный путь.
Очень точно об этих событиях написал Юрий Михайлик в эссе, посвящённом двум великим литераторам, — Иосифу Бродскому и Михаилу Жванецкому:
«Не в обиду будь сказано великому артисту, в его исполнении смыслы миниатюр Жванецкого сдвигались, проскальзывали. Может быть, Райкин лучше своего автора понимал, с кем и с чем имеет дело, и, конечно, его поколение больше помнило поротой задницей… Может быть, как замечательный артист, привыкший к успеху, чем-то жертвовал в произведениях Жванецкого… Наверное, здесь была и тень извечного конфликта исполнителя и автора, артиста и писателя. Но о том, что Райкин большой артист, тогда все знали, а что Жванецкий — большой писатель, и по сю пору некоторые еще не догадываются. Они расстались — Жванецкий и Райкин. Жванецкий сохранил и тень обиды, и глубокое уважение к мастеру. Но перед ним уже лежала иная дорога».
А тогда Михаил Михайлович, остро реагирующий на несправедливость, грубость, фальшь, — выстоял, не сломался, не сдался. Именно в этот период он написал одно из своих крылатых выражений:
«Отсутствие воспитания помогает говорить, наличие воспитания — помогает слушать».
И он, воспитанный своими родителями, научился слушать. И то, что услышал переносил на бумагу, создавая необыкновенный мир — Михаила Жванецкого. И этот мир покрыл весь земной шар. От полюса до полюса, включая невесомость. (На вопрос «С кем бы хотели пообщаться?», — космонавты, находящиеся на орбите, ответили: c Михаилом Жванецким).
И никого уже не удивляло, что на концертах Жванецкого всегда аншлаг. И неважно, где он выступал — в Россие, Украине, Америке, Канаде, Израиле, Германии, Австралии или Швеции.
Именно в Швеции произошла самая потрясающая творческая встреча писателя с его поклонниками. Виновник события и возбудитель спокойствия не был Нобелевским лауреатом. Но именно ему предоставили один из главных залов страны — зал, где вручают самую престижную премию — Нобелевскую. Впервые в этой стране собралось вместе такое количество русских. Кассиры, продающие билеты, были в недоумении, наблюдая подобный ажиотаж. Вот как написала об этом собкор. «Комсомолки» Наталья Грачева: «Организатор концерта актриса Ирина Юнссон интеллигентно объяснила изумленным кассирам, что приехал не Ленин (хоть и в кепке), не великий русский певец и даже не танцор, а просто человек, которому есть что рассказать. И этим человеком был Михаил Михайлович Жванецкий». О своих впечатлениях, об этом концерте он рассказал во время нашей встречи:
«Корреспонденты писали, что они впервые увидели, как много русских нелегалов живет в Швеции. Швеция очень строга к этому. Собрать 1000 человек русских посреди Стокгольма. Их можно было просто переписывать, и они имели бы большие неприятности.
Прекрасный зал напоминает шкатулку. Снаружи он квадратный, из серого камня, как всё в Швеции, а входишь — красный бархат, шкатулка для драгоценностей, напоминающая ларец, где наши мамы хранили самое дорогое. Открываешь крышку, в бархате лежит что-то красивое. Я сам себе напоминал камушек на сцене, а публика сидела вокруг. Фотографии знаменитостей, королевская семья и Нобелевские лауреаты читают свои речи. Все во фраках. В уборной, где я переодевался, переодевались Иегуди Менухин, Стравинский, Стоковский — величайшие музыканты XX века. Первый автограф датирован 1908 годом. Оставил свой автограф и я. Не скрою, это огромное удовольствие. Так же, кстати, как и выступление в Карнеги-Холле в Нью-Йорке. Я переодевался в уборной, где готовился к выступлению Чайковский, великие музыканты мира. Но это я рассказал о зале. А вот успех концерта — это было здорово. Зрители из Хельсинки, Копенгагена, прибалтийских стран. Правда, там всё это рядом.»
«Как осмыслить, кем же был Жванецкий? Писателем-сатириком? Но о сатириках так не плачут. Так плачут о любимых», — написал писатель Евгений Деменок. Прощаясь с Михаилом Жванецким, Юрий Рост сказал: «Он нужен нам, как живой ориентир, как узкая тропа в тверди в топком болоте, как одинокое дерево».
В 50-е годы властителями дум в России были поэты. 80-е стали временем расцвета разговорного жанра, жанра юмора и сатиры. Всех не перечесть, кто блистал на эстраде, на телевидении. Но во все времена на небосводе талантов ярче всех сияла звезда Жванецкого. И для меня она никогда не погаснет… Живой ориентир, одинокое дерево, указывающее нам путь.
Юрий Михайлик сравнивая творчество Иосифа Бродского и Михаила Жванецкого, подчеркнул их особое историческом значении в русской литературе:
«Такое сочетание имен, возможно, удивило бы их обладателей. Однако нам представляется, что существуют некоторые плоскости, где Иосиф Бродский и Михаил Жванецкий, на наш взгляд, соединимы определенно и естественно. Для начала ограничимся самоочевидным: история русской литературы ХХ века, богатая блистательными дарованиями, не сможет обойтись и без этих двух имен.»
И когда в 2019 году в Австралии, к юбилею поэта Юрия Михайлика готовился к изданию сборник его стихов, я обратился к Михаилу Жванецкому с просьбой написать для этой книги приветствие автору. Михаил Михайлович, к сожалению, уже был болен, тем не менее, отозвался на эту просьбу. Большую помощь в рождении письма, в отправке оригинала в Австралию, оказала супруга писателя, его личный секретарь — Наташа Жванецкая. Много дет Наташа вела страницу Михаила Жванецкого в фейсбуке, и ему это очень нравилось. У поклонников Жванецкого посты Наташи пользовалась огромным успехом.
Наталья Жванецкая, его супруга, гидролог по профессии. Познакомились они во Всемирном Клубе одесситов вначале 90-х. В 1995 году родился сын Дмитрий. Несмотря на разницу в возрасте, супруги прожили счастливую жизнь. В одном из интервью Наташа сказала, она никогда не замечала этой разницы благодаря детскому восприятию мира, которое Михаилу удалось всегда сохранять. И до последних дней Михаила Михайловича Наташа была рядом. Михаил Михаилович, часто говорил, что, наконец, нашел свой идеал женщины…
Views: 145
1 2