ТАЙНА БЕЛЫХ ЛАНДЫШЕЙ — ИСТОРИЯ
ЛЮБВИ ИВАНА АЙВАЗОВСКОГО
Елена Галоян
Ранним утром 2 апреля 1900 года в феодосийском доме Айвазовского зазвонил колокольчик: посыльный принес корзину ландышей. За первым даром последовали другие: маки, мимозы, тюльпаны, нарциссы… Было Вербное воскресенье, а горожане на праздники вечно задаривали старого художника цветами.
Вечером он пил чай на балконе, который утопал в цветах. Корзина с ландышами стояла на инкрустированном перламутром столике.
Айвазовский смотрел на них и ощущал смутную тоску и беспокойство.
Ему казалось, будто он их уже где-то видел… Художник поделился этими мыслями с женой.
Она с улыбкой ответила, что точно такие корзины она видит каждое Вербное воскресенье год за годом.
И все хочет спросить, от кого это… Неужели он сам не замечал?
Оказывается, нет.
Слишком много в доме цветов. От кого же эти ландыши? Здесь нет ни записки, ни визитной карточки. Как таинственно!..
Художник запомнил лишь посыльного: высок, сед, в потертом сюртуке, он даже смог бы его нарисовать.
Анечка постаралась успокоить Ивана Константиновича: наступит следующее Вербное воскресенье, и все прояснится. Но Айвазовский был уверен, что тут кроется что-то весьма важное…
Иван Константинович Айвазовский, настоящее имя — Ованнес Геворкович Айвазян — русский художник-маринист, баталист, коллекционер, меценат. Живописец Главного Морского штаба, академик и почётный член Императорской Академии художеств, почётный член Академий художеств в Амстердаме, Риме, Париже, Флоренции и Штутгарте.
…Однажды, возвращаясь из академии домой, Айвазовский не заметил несущуюся вскачь упряжку. Успел отбежать, но, потеряв равновесие, упал. В экипаже сидела дама под белой вуалью. Аромат духов, грациозность, изящество вскружили голову пылкому юноше.
Пока незнакомка подвозила молодого человека к его дому, он все время бормотал: «Не беспокойтесь, не беспокойтесь». На прощание дама поинтересовалась, как зовут жертву кучерской неосторожности, но сама так и не представилась.
Айвазовский сидел дома и грезил о дивной незнакомке, когда к нему ввалились друзья, огорченные тем, что не смогли раздобыть билеты на «Сильфиду» с божественной Мари Тальони, гастролировавшей в Петербурге.
И вдруг на пороге появился посыльный с письмом. Айвазовский вскрыл надушенный конверт, оттуда выпали какие-то билеты. Оказалось — на Тальони, да не на галерку, а в 4-й ряд. Недоумению не было конца…
В театре громче всех рукоплескали балерине молодые люди.
Когда у артистического подъезда появилась Тальони, человеческое море рванулось ей навстречу. Чтобы сдержать толпу, юноши схватились за руки. Добравшись до кареты, Тальони вдруг оглянулась, и Айвазовский узнал ее…
Да, это была она, его прекрасная дама! Она бросила ему букет роз.
«Сто рублей за один цветок, молодой человек, умоляю!» — тут же полезли поклонники балерины к Айвазовскому. Но он бросился бежать, прижимая к себе драгоценный дар… Спустя несколько дней балерина уехала из Петербурга, а Айвазовский совсем потерял голову.
Вскоре его назначили на должность живописца Главного морского штаба. Впрочем, заманчивые карьерные перспективы мало занимали влюбленного юношу. Прелестный образ итальянки не померк в его сердце.
Он надумал поехать в Венецию, чтобы вновь увидеть Мари, и убедил Художественную академию, что ему, как маринисту необходима итальянская стажировка.
…Балерины в городе не было. Покрутившись на гондоле вокруг палаццо с темными окнами, Айвазовский решил дождаться ее. Он отправился в армянский монастырь Св.Лазаря, где много лет жил его брат Габриэл.
В ожидании приезда Тальони, художник писал Венецию.
Его картины раскупались, а сам Папа Римский Григорий XVI купил для Ватикана его «Хаос».
Это был оглушительный успех!
Однажды Айвазовскому сказали, что пару его картин купила сама Тальони. Это означало, что она вернулась в Италию. Скоро ему в гостиницу принесли письмо в знакомом голубом конверте, в котором снова обнаружились билеты на «Сильфиду».
И снова она — воздушная и грациозная — танцевала на сцене, и снова Айвазовский стоял у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами, Тальони побежала к своей гондоле и позвала: «Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!»
В тот вечер они долго катались по Венеции. Для Айвазовского настали счастливые дни. Он жил в ее доме.
С утра писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнат Мари, — она репетировала. В полдень за завтраком они встречались, а потом катались по каналам. Айвазовский мечтал, чтобы это продолжалось
вечно, но сам же все испортил, не справившись с нахлынувшими чувствами.
Он признался ей в любви и сделал предложение выйти за него замуж. Но она не стала выбирать между семейной жизнью и искусством. «Вот этот башмачок, — сказала она юноше, — растоптал мою любовь.
Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь, а свою женщину вы еще встретите».
— Но оставьте мне хотя бы надежду! — в сердцах воскликнул Айвазовский.
— Нет, милый мальчик! Я никогда не полюблю вас…
Айвазовский был убит отказом…
Но, как ни плакал он над подаренной Тальони розовой балетной туфелькой, прошло немного времени и он признал, что великая балерина была права. Его жизнь — в России.
Вернувшись, он обнаружил, что мода на него многократно возросла.
После итальянского успеха, петербургские аристократы скупали его картины за бешеные деньги.
А газета писала, что Айвазовскому достаточно взять в руки кисть и крикнуть морским волнам: «Ни с места!» — как они сами возникают на полотне.
Прошло время, и Айвазовский встретил новую любовь.
Это была прекрасная гувернантка Юлия Гревс — дочь осевшего в Петербурге врача-англичанина.
Обвенчавшись, молодые люди уехали в Феодосию, где им закатили такой свадебный пир, каких отродясь здесь не видывали.
У них было четыре дочери: Елена, Мария, Александра и Жанна. К личным бедам Айвазовского добавилась пагубная страсть жены, Юлии Гревс, вытравить из дочерей армянский дух: всех она повыдавала замуж за иностранцев.
Спустя 12 лет их брак распался. Обретя статус жены знаменитого художника, Юлии хотелось блистать, а не преподавать в феодосийской глуши. Айвазовский же наотрез отказался перебираться в столицу.
Каждый раз после семейных сцен он доставал из шкатулки башмачок Тальони и размышлял о том, сколько жертв требует искусство даже от самого удачливого художника. Юлия с детьми поехала в Одессу, да так оттуда и не вернулась.
Во второй раз художник женился лишь через 22 года, когда ему исполнилось уже 65 лет. Анна Саркизова сразу потрясла его своей красотой, а для молодой девушки пожилой живописец представлялся кем-то вроде волшебника.
В этом она, впрочем, убедилась, выйдя за него замуж — отказа Анне ни в чем не было.
— Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах, — говорил художник. — Я люблю тебя, и из твоих глубоких глаз для меня мерцает целый таинственный мир, имеющий почти колдовскую власть. И когда в тишине мастерской я не могу вспомнить твой взгляд, картина у меня выходит тусклая…
И все же иногда он вынимал из шкатулки розовую туфельку и грустил о женщине, которая когда-то отвергла его.
В такие моменты Айвазовского не радовали ни молодая жена, ни богатство, ни уважение и почет, которыми на старости лет окружили его земляки.
А феодосийцам было за что боготворить Айвазовского: он не только прославил их город, он крестил их детей, выдавал замуж их дочерей…
Кроме того, он построил им железную дорогу и водопровод, поставил в городе прелестный фонтан.
Неудивительно, что по каждому поводу горожане засыпали своего благодетеля цветами, которые свозились к его дому арбами.
И все же эти ландыши… они не давали Айвазовскому покоя…
Он начал поиски посыльного, ему казалось, что следующего Вербного воскресенья он не дождется.
Так, впрочем, и случилось.
В ночь с 18 на 19 апреля 1900 года тихо во сне Ивана Айвазовского не стало.
Ему было 82 года. Он так и не узнав ответа, быть может, на самый сокровенный вопрос, преследовавший его на протяжении всей жизни…
Когда не стало Айвазовского закрылись школы, магазины, базар умолк.
Среди сотен людей, провожавших в последний путь Айвазовского, был и старик в потертом сюртуке.
Идущим рядом он говорил: «Некому теперь носить посылку от Трубецкого…Итальянка Мари Тальони, выдавшая дочь замуж за князя, умирая, завещала каждый год на Вербное воскресенье посылать Ивану Константиновичу ландыши. А ежели тот поинтересуется от кого, сказать: от женщины, которая в этот день много лет назад его отвергла, хотя всю свою жизнь любила лишь его одного.
Шестнадцать корзин отнес я Ивану Константиновичу, а он так ни разу ни о чем и не спросил. Может, догадывался, откуда ландыши?»
…Розовую туфельку вдова художника, разбирая его вещи, вскоре сожгла в печке…
Елена Галоян
Views: 177